– «Ай, да, Пушкин, ай, молодец»! – именно так восклицал Пушкин, когда ему удалось написать что-то очень хорошо. Кто-то подсмотрел, как величайший поэт и писатель мотивирует себя…
И когда мы просыпаемся утром и нам тяжело вставать, то, как мы заставляем себя встать?
– «Ты должен сейчас встать», – думаем мы. А не «я должен сейчас встать». Возможно, что когда мы обращаемся к себе от третьего лица, то такое обращение лучше доходят до нашего сознания.
… И учителя Хо’опонопоно не скрывают, рассказывая историю об излечении целого сумасшедшего дома одним врачом, который постоянно думал установку «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», что всё именно так. Они говорят, что этот врач исцелял не сумасшедших, а самого себя. Больных он не касался и вообще их не видел ни разу, когда делал это исцеление.
И ещё есть аргумент, что установка «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ» должна быть направлена к самому себе, а не к тем, кто создаёт проблемы. Есть аргумент, который возможно проверять практически. Тема противодействия цыганскому гипнозу – интересная тема.
Итак, один раз автору этой книги случайно удалось провести эксперимент, когда на вокзале начала приближаться цыганка… А дело было возле длинной скамейке, на которой сидело много людей. Цыганка подошла и стала, заговаривая с каждым из сидящих по очереди, предлагать свои услуги гадания. Надо полагать, что, найдя желающего пообщаться с ней, она должна была отвести жертву в сторону и обобрать под воздействием гипноза…
Увидев приближающуюся цыганку занимающимся своим обычным промыслом, стал представлять, что подходящая цыганка родной мне человек и приготовился сразу отдать деньги, которые лежали у меня в кармане, карманные по количеству деньги… Однако, цыганка ко мне не подошла, а поговорив со всеми с одной стороны от меня пошла к другому концу скамейки и снова стала обговаривать всех по очереди приближаясь ко мне… И она не подошла ко мне снова, а развернулась и ушла в то время, когда я представлял, что она родной мне человек и я готов был отдать ей все деньги лежащие у меня в кармане…
Казалось, всё получилось очень хорошо. Однако около двух недель после этого эксперимента я не мог ни к кому проявлять нормальные человеческие чувства. По существу, все люди были мне безразличны, и я относился одинаково так и к родным, и к незнакомым людям.