Для Митрофана ожидание каникул скрашивали новые песни. Поначалу он никому не показывал книжку. Прятал её под армяком. Это было не сложно, в классах стоял холод. Печь топили с утра. Спасала она лишь до обеденной молитвы. На весь день положенного запаса дров не хватало, и потому разрешалось сидеть в верхней одежде.
Долго учить песни украдкой не получилось. Митрофан, переписал большую часть книжки в отдельную тетрадку, которую решил подарить брату на Рождество. На титульном листе красным карандашом написал пару строк виданных на открытках в лавке Петрова: «Кого люблю − тому дарю. Люблю вечно − дарю сердечно».
Кто заметил его за переписью неведомо, но всё общежитие бурсы быстро прознало о тайном Песеннике. Вечером к нему подошёл Васька и сообщил:
− Митрош, ребята просят тебя песни попеть.
Когда надзиратель ушёл, для верности выждали час, и он впервые, во весь голос исполнил несколько новых песен.
Петь пришлось не по одному разу. Многие ребята подстраивались, запоминая слова, и скоро уже всё походило на небольшой хор.
Спать легли за полночь.
С утра, перед арифметикой, Митрофан с Васькой сидел на подоконнике перед классом.
− Дроби сегодня задавали. Учил? − спросил Митрофан, догадываясь об ответе.
− Нет, дюже добре, ещё и дроби. Батюшка наш говорит: Ангелы господни серчают, ежель кто в пост через меру думками полнится, да за работой гонится. Через это рука отсохнет, или могёшь умом тронуться, как Сенька-пастушок.
− Ну, тогда поджидай пескарика, − улыбнулся Митрофан.
Отец Илья, особо нерадивым ученикам, иной раз, шлёпал деревянной линейкой по загривку. Это у бурсаков называлось «выписать пескаря».
− Кубыть впервой. А может и пронесёт, − неуверенно ответил Васька.
Открыли книгу, пытаясь хоть немного уразуметь до начала урока, что за дроби такие рассыпаны по заданным страницам и не заметили, как тихонько к ним подошёл Никитка Прозоров.
− Митрош, я по делу. Дашь песни списать? Дюже охота попеть.
Митрофан, зная его страсть к песне, не удивился просьбе, но всё равно улыбнулся. Господь обделил Никитку и голосом, и слухом, но петь он любил с неутолимым желанием.
− На что, Никит? Тебе сам надзиратель запрещал петь, а то домовой пужается!
− А мне ещё дюжее хочется. Хочешь, я заместо этого тебе пряник дам? Не погребуй, Митрош. Хороший пряник.