Майя вытирает грязь с пальцев ног, пяток и лодыжек.
– Ты расскажешь моему отчиму? – спрашивает Обри.
Бренда садится за стол.
– Пока не знаю, – отвечает она усталым голосом.
Именно тогда Майя замечает повязку на руке своей матери.
– Что случилось?
– Ерунда, всего несколько швов, – отмахивается мама. – Не беспокойся об этом.
Но Майя беспокоится. Работа мамы ее пугает – мигающие огни, воющие сирены и кричащие люди. Это пугает Майю, даже когда она в нормальном состоянии, – и теперь она не отрываясь смотрит на белую повязку.
– Пожалуйста, не говори Даррену, – хнычет Обри.
Майя тоже плачет. Она любит свою маму и не хочет, чтобы той было больно.
– Ладно, вы обе, успокойтесь! – требует Бренда. Но произносит это ласково, поднимая руку, чтобы доказать, что все в порядке и она не волнуется, как могли бы другие родители, потому что она может с этим справиться. На работе она видит всякое – измененное сознание, серьезные передозировки, ножевые ранения. – Как давно вы это приняли? – спокойно спрашивает она.
Майя и Обри обмениваются взглядами. Действительно, как давно это было? Шесть часов? Семь? Бренда вздыхает.
– В котором часу вы это сделали?
– Сегодня утром? – неуверенно бормочет Обри. – Наверное, где-то в одиннадцать?
Бренда бросает взгляд на часы на микроволновой печи. 13:32.
– Похоже, у нас есть чем заняться…
* * *
Они втроем смотрят «Магический кристалл» с самого начала. Майя и ее мама – на диване, Обри – растянувшись в кресле. Вентилятор в углу обеспечивает циркуляцию по гостиной прохладного ветерка, который одновременно является ветром в джунглях Тра[16]. Майя понимает, что она в беде, что мама только и ждет, когда ее отпустит, прежде чем произнести какую-нибудь суровую речь и наказать ее, но пока все идеально. Майя здесь и одновременно в фильме, испытывает то же удивление, что и в детстве, когда она смотрела его еще до того, как появилась разница между реальностью и волшебством.
Так, должно быть, чувствуют себя люди в церкви, созерцая Эдем, горюя по тем временам, когда никто не догадывался о своей наготе, а разговоры с Богом были нормой. Подобно им Майя тоскует по детству не из-за какой-то потребности убежать от реальности – она прекрасна, – а просто потому, что она такой уродилась. Со способностью грустить по куда более волшебным временам. Это ее четвертый кислотный трип