Мих всегда тянулся к звездам, где бы их не предчувствовал, а в разные годы жизни их расположение менялось довольно заметно. Он увлекался эзотерикой, марксистской философией, боевыми искусствами, занимался бодибилдингом, какое-то время сидел на не слишком полезных веществах. Проехался, где мог, по миру. Вполне обычный кейс чудного духовного человека, нью-эйджера, протестующего, но Мих никогда не был обычным или банальным, даже если занимался тем же, чем сто человек вокруг него. Он всегда был глубже, был умен и готов к переосмыслению, анализу. Почему же я говорю о нем в прошедшем времени? Он ведь жив. Да?
Я долго не мог понять, каким именно образом Мих получает удовольствие от общения. Он любил рассказывать всякое, любил и слушать, когда собеседники сами имели что-то интересное рассказать. В то же время, это интересное не всегда и далеко не всем казалось таковым. Он мог завести беседу, например, о каком-нибудь незначительном событии в нашей жизни и просил высказаться нас, а потом слушал ответы очень внимательно. Только недавно я понял, что он был тем редким любителем формулировать мысли, побуждать других к этому и смотреть, что получается. Ведь размышляем мы не так часто, а с возрастом все меньше. Вокруг бегают люди и общаются друг с другом на автомате, живут во многом автоматически. Это объяснимо – в жизни очень много чего нужно повторять каждый день, из года в год. Не все эти действия приносят удовольствие. Иногда приходится закусить удила и идти в своем направлении. Мало кого, в конце концов, вообще интересует, чего ты там и как думаешь. Друзья желают тебе того, чего желают себе, враги – чего себе не желают. А как рождаются твои мысли, как они движутся и расцветают, зачастую, тебе и самому… тебе и самому не до этого. И вот Мих, хоть нам и было всего по тридцать с лишним и мы еще были как бы молодыми, хотел, чтобы мы хоть иногда размышляли, «оживляли голову», «старикам это полезно».
Еще Мих любил бродить один. Иногда где-то вне Ростова, а иногда по его дебрям. Удивительно, что он ни разу не влипал в истории, зная наш город в его негостеприимных тонах. Мир его как бы не трогал, не угрожал ему. Ходи, смотри, что тут у меня и где. Мих ходил и не вредил ничему, не создавал проблем. Мы, его друзья, в том числе и Лин, были личностями более домашними и приземленными. Духовные люди с возрастом начинали только больше раздражать нас, по мере того как мы теряли иллюзии и вступали во «взрослую жизнь», но Мих, хоть и походил на них, вызывал в нас только любовь и искренний интерес. Иногда он рассказывал о чем-нибудь невероятном, и, если в двадцать пять лет я слушал его и верил каждому слову, то чуть дальше стал относиться к его рассказам как к способу нас развеселить, предоставить нашим усталым от рутины мозгам немного простора. Я помню день, когда Мих и мы – Лин, я (Марк), Ярик и Мокс собрались в нашем старом баре на Суворова и начали болтать о разном. Бар был старый, но он менял свои обличия, названия, своих владельцев за прошедшие годы раз пять. Пол почему-то никто из новых господ так и не перестилал.