– Что дочка, начала расцветать и радоваться этому? – увидев её отражение в зеркале, сказала Екатерина Александровна, – радуйся моя хорошая. Хороша ты необыкновенно. Всё то в тебе статно, вся в меня. Только совета моего послушай.
– Мама, какой странный разговор, – напряглась Наташа, – Ты хочешь мне что- то сказать?
– Мама дочке всегда хочет, что – то сказать. Любит потому что. Я вот что хотела… Ты к Давиду не присматривайся пожалуйста, как к мальчику. В последнее время я вижу в тебе перемены в отношении него. Глаза начали гореть у тебя. Пожалуйста, сохрани любовь к нему, как к другу. Ничего хорошего у тебя с ним не получится.
– Мама, да что ты. Мы никогда с тобой не разговаривали об этом.
– А пора, пятнадцатый год уже, в следующем году поступать в училище. Ты взрослеешь.
– Почему ты решила, что он мне не подходит, как мальчик?
– Потому что он видит в тебе только друга. Когда отношения начинаются с пелёнок, нельзя требовать потом каких-то других отношений. Это первое. А вот второе, главнее…
– Мама, не надо уже. Мне за первое стыдно.
– Нечего здесь стыдиться. Это нормально, когда взрослеешь. Я не из тех клушек, которые про любовь своим дочерям за пять минут до их свадьбы рассказывают. Жизнь по-другому сложиться, если советы матери послушаешь.
– Давай, слушаю тебе, родная мама.
– Он еврей, вот что хочу тебе сказать. И он будет искать себе спутницу жизни «своей крови». С большими глазами, и носом с горбинкой. Ну или без горбинки, но обязательно чёрненькую. Ну или не чёрненькую, но с фамилией еврейской. Они не с другими нациями детишек деталь не будут. И не потому что они плохие, нет конечно. Это просто нужно принять. Может он однажды рукой по твоим пшеничным волосам и проведёт, и даже приголубит. Но никогда, слышишь, никогда не жениться.
– Я поняла мама, поняла.
Проводив маму из комнаты, она тихонько села на кровать, и глубоко задумалась. О том, что ей нравился Дава, друг детства, и свой парень в «доску», она про себя поняла уже давно. Каждый раз, когда они встречались, в животе у неё начинало что-то происходить, и название этому чувству, она пока не знала. Но подружки уже кое о чём ей потихоньку поведали, и слабое, но всё-таки представление, она уже имела о том, как это называется у людей. Мама «больно» стукнула по надежде, что между ними может произойти что-то, о чём не принято говорить, а только мечтать, очень глубокой ночью, под одеялом. Наташа помотала головой: «Нет, я не буду слушать совет мамы. У меня своя дорога». С этими мыслями, она продолжала собираться в лагерь.