– Это не я ее заразила, – сказала она и вошла за Селеной в лифт.
Селена позвонила в квартиру, и девушек впустила – точнее, просто открыла настежь дверь – цветная служанка, с которой Селена, похоже, не разговаривала. Джинни бросила теннисные принадлежности на стул в прихожей и пошла за Селеной. В гостиной Селена обернулась и сказала:
– Ты не против здесь подождать? Возможно, мне придется будить маму и все такое.
– Окей, – сказала Джинни и плюхнулась на диван.
– Я бы с роду не подумала, что ты можешь быть хоть в чем-то такой мелочной, – сказала Селена, достаточно сердитой, чтобы не сдерживать себя, но не настолько, чтобы откровенно нахамить.
– Уж какая есть, – сказала Джинни и раскрыла у себя перед лицом номер «Вога». Так она и сидела, пока Селена не вышла из комнаты, после чего вернула журнал на приемник. Она оглядела комнату, мысленно переставляя мебель, выбрасывая настольные лампы, убирая искусственные цветы. Комната, по ее мнению, была донельзя кошмарной – дорогой, но безвкусной.
Вдруг из другой части квартиры прокричал мужской голос:
– Эрик? Это ты?
Джина решила, что это брат Селены, которого она ни разу не видела. Она закинула ногу на ногу, расправила подол пальто на коленях и стала ждать.
В комнату ворвался босиком молодой человек в очках, пижаме и с открытым ртом.
– Ой. Я думал, это Эрик, елки-палки, – сказал он. Не останавливаясь и ужасно сутулясь, он проследовал через комнату, бережно прижимая что-то к своей щуплой груди. И присел на свободный край дивана. – Я сейчас порезал нафиг палец, – сказал он запальчиво. Он посмотрел на Джинни так, словно рассчитывал увидеть ее здесь. – Когда-нибудь резали палец? Чтобы так вот, до кости? – спросил он. В его крикливом голосе слышалась неподдельная мольба, словно бы Джинни могла своим ответом избавить его от некой крайне одинокой формы избранности.
Джинни уставилась на него.
– Ну, не так чтобы до кости, – сказала она, – но случалось резаться.
Она в жизни не видела столь нелепого человека или, лучше сказать, молодого человека – сложно было определить его возраст. Волосы у него торчали со сна. Щеки покрывала двухдневная щетина, светлая и редкая. И вид у него был откровенно придурковатый.
– Как вы порезались? – спросила она.
Он опустил голову и приоткрыл рот, уставившись на палец.
– Что? – сказал он.