– Глупости! Они подслеповаты и по годам не подходят. Нет, вы будете смотреться рядом Лизушкой гораздо лучше, – произнесла она таким тоном, словно подбирала портьеры под цвет стен.
– О чем ты, Мари? – Лев Леонидович, отпустив Рину, обратил внимание на супругу.
Пожелание жены, сделать постоялицу компаньонкой дочери, не особо воодушевило главу семейства.
– Лиза не нуждается в компаньонке. Хотя, – он смерил девушку взглядом, что-то прикидывая в уме, – если ты так считаешь, дорогая, то пусть будет по-твоему. Только прошу вас помалкивать, любезная, это вам не увеселительная вечеринка. И прикройте шалью шею.
– Ну, что я вам говорила? – улыбнулась блаженно Марья Станиславовна. – Даже Левушка согласен, что вы наилучшая партия.
Тисе очень хотелось сказать, что она думает о подобном согласии и отказаться, лелея гордость, но не стала этого делать. Все же Марья Станиславовна не виновата в грубости супруга. Памятуя о гостеприимстве хозяйки, Тиса поддалась на уговоры.
– У вас есть более нарядное платье, милая? – поинтересовалась Отрубина, озабочено оглядывая платье постоялицы.
– Нет.
Раз уж принимают за голодранку, пусть такую и терпят. Все ее платья вместе взятые все равно будут смотреться хуже, чем хозяйские шелка.
К шести в чайной уже был накрыт стол и на белой скатерти разложено фамильное серебро, расставлен великолепный голубой сервиз из тончайшего фарфора, с золотыми каемками. Лев Леонидыч в тысячный раз придирчиво оглядел красную гостиную. Подбежав к статуе дракона, со всей деликатностью подвинул ее ближе к креслам на полметра. Отошел, оценил, и снова подвинул. Затем потер кружевным рукавом золотой пагон. Нагнулся.
– Что! Что это такое?! – завопил он, шаря рукой под хвостом изваяния, – Мари! Я же говорил не впускать Саньку в красную гостиную! Ириску наклеил, сучий сын! Руки поотрываю!
Причитания округ бесценной статуи продолжалось вплоть до зычного крика привратника:
– Едут! Едут!
Когда к парадной лестнице подкатила большая карета, запряженная породистой каурой четверкой, Лев Леонидыч с женой уже встречали гостей на ступенях крыльца. Улыбки на лицах широкие. За спинами родителей, скромно опустив голову, стояла их дочь Елизавета с новоиспеченной компаньонкой.
Тиса не видела ранее столь пышных экипажей. Бока коляски горели ярко-алым лаком, кожаный подбой, медные заклепки блестят, кучер и позадник – в ливреях и париках! Уж не император ли к Отрубиным пожаловал?