– Господа, давайте уже перейдем к делу, – напомнил сенатор Нирно, стукнув несколько раз о стол небольшим деревянным молоточком. – Нам еще нужно обсудить вопросы насущного характера… Назначить в помощь госпоже Элберт мастеров-строителей…
По его тону было ясно, что вместо насущных вопросов он с большим удовольствием занялся бы чем-то более приятным.
– Прошу прощения, уважаемый Нирно, уважаемые мастера. – Со своего места встал отец Грегор, представляющий священный Агорат. – Вопрос мой касается необыкновенности вида храма Многоликого, вдохновением для коего послужила, как я понимаю, эпоха Ушедших. Я впервые вижу, чтобы кто-то из ныне живущих и живших ранее мастеров использовал этот стиль.
Тильда ждала этого вопроса. Боялась его. Но как только вопрос прозвучал – он перестал пугать, и ответ замер на кончике языка.
Мастера и чиновники смотрели на нее с любопытством, готовые слушать. Тильда мгновение поколебалась, стоит ли ей говорить сидя или лучше встать, и все-таки встала, от внезапной неловкости путаясь в пышной юбке. Но голос ее бы тверд:
– Для меня здание – единый организм. Как изъян в человеческом теле нарушает его целостность, так и изъян в пропорциях нарушает целостность здания. Вы все знаете, что на юге, в Файоссе, где я родилась, руины эпохи Ушедших встречаются очень часто. И я долгое время не могла понять, в чем секрет совершенства их построек. Люди думают, что Ушедшие строили с помощью некой божественной силы. Но это не так. Я много раз рисовала то, что сохранилось относительно целым, а потом нам с Урсулой пришло в голову измерить соотношения сторон, длины, ширины… И оказалось, что Ушедшие строили по точному математическому расчету, и никакого волшебства в том нет. В основе их планов лежали простые фигуры: круг, квадрат, прямоугольник. Поэтому стиль Ушедших прост, легок, воздушен, приятен глазу. Тяжеловесные украшения, все эти золоченые капители, эта наша помпезная и громоздкая архитектура – это все мешает видеть суть здания. А часто выглядит слишком неуместно в своей роскоши и стремлении показать другим державам, насколько мы богаты, как неуместны в такую жару плотные и тяжелые одеяния.
Щеки пылали, и под конец она немного охрипла от волнения. Некоторые из мужчин – кто действительно мучился в духоте зала от неудобной, слишком плотной одежды, – сдвигали головы и перешептывались.