Молоток лежал в папиной мастерской на чердаке. И лупу я нашла там же. Еще зачем-то прихватила моток укрепленной заклинанием веревки и старый собачий ошейник.
Вот зачем, кто бы сказал?
Но я привыкла доверять ведьминской интуиции: раз толкнула некая сила под руку, значит, так надо. А зачем, потом разберусь.
В комнате с пентаклем ничего не изменилось. Папа, вопреки моим надеждам, не появился, чтобы свести все к очередной шутке черного некромантического юмора. Маэстро Дальег, осторожно присев на краешек стула, изучал содержимое бутыли.
– Знаете, Дара, – сказал он мрачно, едва я переступила порог. – А ведь ваш отец так и не выплатил мне жалованье за последние полгода. Мне неудобно было ему напоминать, а он, как натура страстная, увлекающаяся высшими… кхм… разнонаправленными материями, ежемесячно забывал. А теперь меня мучают подозрения, что мне придется воспользоваться вашим предложением обзавестись новым сюртуком… с покойника снятым… в счет моего жалования. Потому как в имеющемся костюме мне новой работы не найти, а если и найти, то вряд ли с хорошей оплатой.
Мои щеки стали пунцовыми. Стыдно-то как!
– Господин Дальег, извините, это не специально получилось. Папа совсем не жадный. Как только он вернется, я ему напомню.
– Увы, меня мучают уже весьма прозрачные подозрения, что мэтр Амадей фон Фир не вернется еще очень долго, если не приложить особых усилий к его возвращению, поскольку многоуважаемый черный маг не в состоянии сделать это сам, – старик легонько постучал ногтем по стеклу бутылки.
Вооружившись лупой, я наклонилась, присмотрелась… Ой… Ой-ё-ёй!
– Как вы их разглядели, учитель?
– Милая моя девочка, я – музыкант, с Божьей помощью! Если я способен увидеть и услышать даже невидимые ноты еще нерожденной музыки, то неужели я не смогу разглядеть своего должника? Пусть он и спрятался на дно бутылки!
Мы снова посмотрели на посуду, ставшую саркофагом.
На дне творилась сущая чертовщина. Синенькая хвостатая и рогатая мушка изо всех сил трепыхала крыльями (моей любимой формы летучей мыши, кстати) и держала в когтистых лапках бескрылую русоголовую и краснолицую былинку. И похоже, былинка была без сознания. Или пьяная вусмерть – на дне еще хватало смертоносной жидкости, чтобы утопиться.
– Азир, миленький, ты только не урони его! – прошептала я.