– Есть ли у тебя шут чем порадовать нас нынче? – Передразнил он ломким басом князя, кривляясь так, что зазвенели колокольцы на шапке.
– А почто? У князя есть новая радость нынче, чернобровая, да темноокая. И ходит она лебёдушкой, и глядит то с поволокой. Не чета княгине нашей.
Ух и разозлился князь! Мик снова хмыкнул, вспомнив его лицо. Приказал схватить его и под стражу. Но уж больно жалко стало княгиню. За все время, что он здесь живет, не слышал от неё ни одного плохого слова. А, впрочем, это не его жизнь. Разберутся как-нибудь сами.
Интересно, который час? Он попытался допрыгнуть до зарешеченного оконца почти у самого потолка, но как и обычно, не достал. Мик, конечно, знал, куда выходила окнами темница – на глубокий овраг, заполненный ледяной водой. Как-то хватило дурости там искупаться. Но все равно было интересно, что за вид здесь.
После бесплодных попыток, он сел на топчан и прислонился к стене. Крысы, совсем осмелевшие, повыползали из своих норок и едва не тыкались ему в руки. Мик их не боялся. Крысы – тоже Божьи звери. И так же, как и люди хотят жить.
В камере скоро совсем стемнело, последние крохи света перестали поступать сквозь маленькое оконце. И воцарилась ночь. Время безумств. Часто князь звал его ночью, чтобы послушать весёлую сказку, буде его княжескому величеству не спалось. Или чтобы рассмешить его потешными ужимками и причудами. Мик хмыкнул. Ужимок у него было припасено великое множество. Так, что он сам скоро перестал помнить, как выглядит его настоящее лицо в зеркале.
Он вздохнул. В камере похолодало. Начало знобить. Холод, казалось забирался под кожу. Мик вздрогнул, свернулся калачиком и попытался хоть немного согреться. Выходило с трудом. Но кажется он всё-таки немного задремал, потому что, когда в темнице повернулся ключ, и дверь со скрежетом распахнулась, он вскочил, стуча зубами от холода не понимая, где находится и какое нынче время.
– Пойдём, шут. Князь смилостивился и хочет тебя видеть. – И стражник весело хмыкнул. Наверное, ему нравились его представления. Ну конечно. Хорошего шута любят все. Или по крайней мере должны.
Мик дёрнул себя за волосы, потом нахлобучил шапку на голову, надеясь, что ночь в темнице не сделала его слишком страшным для княжеских глаз, и направился вслед за стражником.