Очень плохо, когда у тебя много детей. Потому что как можно выбрать между ребенком и ребенком? Между работой и ребенком – понятно. Даже между мужем и ребенком можно, но между ребенком и ребенком?
– Я позвоню маме, – говорит муж.
Радостно киваю. Замечательно, что в доме будет взрослый человек. Мамы – они ведь взрослые, всё знают. А мы еще маленькие.
Клавдия Анатольевна прибежала раньше скорой.
– Что? Что? Ты можешь хоть что-нибудь сказать внятно! – испуганно заорала она с порога.
– Тише. Женя спит.
– Что с Женей?
– С Женей всё хорошо. Я вызвала скорую. Для Даны. Она лежит и ни на что не реагирует.
– Да-а-ана-а? – неверяще тянет Клавдия Анатольевна и кладет шапку в Лешин ботинок.
– Белая вся. И не кушает, – шепчу я. – Совсем ничего не кушает!
– Мам, мы просто подумали, что если ехать на скорой, то придется тебе.
– Но я даже не собралась! – пугается Клавдия Анатольевна. – А что говорит врач?
– Мама! Что он может сказать, если его еще нет? – рычит муж.
Женя вздрагивает от звука и присоединяет свой вопль к рыку отца.
– Тш-ш-ш, маленький, тш-ш… Чего орешь, бармалеина? Ребенка разбудил! Спокойно, спокойно…
Женька переводит дух. В дверь трезвонит скорая. Сын издает новую порцию басовитого воя.
– Проходите-проходите… У нас тут вот…
– Это кто, Дмитрий или Анатолий? А говорили, девочка вроде…
– Евгений это. А девочка здесь.
Дана лежит на кровати немым укором спокойствия. На фоне белой простыни ее волосы кажутся не припылено-бронзовыми, а насыщенно-рыжими.
– Температура? Что произошло?
Путаясь и сбиваясь, признаюсь, что наврала про температуру и в общем-то ничего нет. Но ребенок – вот. Лежит и спит. Всё.
Крепкая тетка закатывает рукава и очень осторожно переворачивает дочку. Щупает, слушает, оттягивает веко и светит в глаз. Ее толстые неаккуратные руки с очень коротко и небрежно подстриженными ногтями так нежно держат моего ребенка, что я вдруг понимаю: всё будет хорошо. Когда приходит такой врач, то всё обязательно делается хорошо.
– Сахар, – говорит врач.
– Принести сахару? – переспрашиваю я.
Медсестра достает маленький приборчик, похожий на древний пейджер, и прокалывает палец. Рука дочери, украшенная алой точкой крови, падает на простыню.
– Уф! – медсестра издает странный фырк.
– Ого!
– Да-а… Сорок!
– Что сорок? – слабым голосом спрашиваю я, чувствуя себя Петькой из анекдота про Чапаева. Приборы, Петька? Триста, Василий Иванович! Что «триста»? А что «приборы»?