Не хочется портить первую страницу «Желтого» таким штампом, но…
Я расскажу, как все было.
Я сама убийца и поэтому знаю, кто убийца.
Отец говорил: большинство авиакатастроф случаются при взлете и посадке, очень редко – в полете.
Я оглядываюсь на свою жизнь и понимаю: так и есть.
И мне не посадить этот «самолет». Но я смогу оставить после себя «черный ящик», который запишет причины катастрофы.
И уж простите за то, что в основном это будут всхлипы и крики – жалкий писк среди корежащегося металла и воющего ветра.
***
Мое детство…
Девочку больше травмирует мать, не отец. Мать-конкурентка, всего лишь стареющая королева.
Мне десять лет. Отец попал в больницу. Нам говорили «ничего страшного». Культ отца-героя-летчика… Папа садится на льдину, чтобы спасти людей. Папа вылетает в такой буран, когда взлетная полоса закрыта, и мигают желтые огни. Занятия в школе отменены даже для старшеклассников. Папа сегодня не придет: второй рейс подряд «все ради вас». И вот «папа в больнице» – все равно, что сказочный великан споткнулся и упал.
Мы с братом шептались: «Что-то не так». Сестра зыркала на нас злобно: боялась, что, не дай бог, услышит мать. Раскричится, изобьет меня и запрет в чулане; Рустика посадит на колени, будет качать и напевать «туле-муле»; а ей самой достанется – «не досматриваешь, слепошарая!» Старшая сестра всегда должна «досматривать».
Не знаю, что страшнее: побои, попреки или «качели» на коленях. «Смотри, какие у женщины должны быть колени! – она показывала на свои “шарыˮ. – А у тебя-то… Кожу на кости натянули! Счастливой-то не будешь…»
Я всегда была лишней. Чужая, не к месту, неправильная… Натянутая. Кожа на кости.
Вот такой вот «туле-муле».
***
Недавно узнала, что «туле-муле» – это слова из татарской колыбельной, как «баю-баюшки-баю».
Верится с трудом. Колыбельная не может звучать как угроза. Перед поездкой к отцу в больницу я – зареванная, побитая – сижу в чулане. Стискиваю колени руками, размазываю слезы-сопли по лицу. Мать качает Рустика. Лерка, как назло, где-то шоркается, чтобы вся злость досталась мне.
Мать еще крупная, крепкая, с копной черных волос. Каждая волосинка – как проволока. Колени – дыни: гладкие, ни косточки. «Вот, смотри, какие у женщины должны быть ноги! А у тебя? Счастливой не будешь! Расхезанная… Ишь, шею вытянет… А ноги-то, колени-то – острые. И кому с такими нужна?»