– Ночью случайно увидел, что твой контакт в кейлоре стал активным, – пояснил он. – Сильно удивился и решил попробовать поискать по эфирной оболочке. Конечно, это сложно, но твою я после всех событий знаю достаточно хорошо. Плюс, помогло то, что ты находилась в пределах города и перестала держать ментальную защиту, как я теперь понимаю, от переутомления. Так что почувствовал твое примерное местоположение и пошел наудачу. Ну и вот. Нашел. Кстати, ментальную защиту все-таки восстанови.
Он слегка усмехнулся. Ответила такой же улыбкой и поспешила выполнить совет. А спустя пару мгновений раздался звонкий голос подошедшей хозяйки:
– Ваш заказ!
Весьма кстати! Во-первых – потому что есть действительно очень хотелось. А во-вторых, небольшая пауза давала возможность успокоиться и собраться с мыслями перед ожидаемой просьбой Дириона рассказать о всем, что случилось после его исчезновения.
Ведь если о нападении на гимназию я была готова рассказать во всех подробностях, то о том, что мы с лордом Балором выпустили древний ужас Черного озера признаваться не хотелось совершенно. Дирион только-только меня в собственных глазах оправдал, и сразу сказать ему, что, по сути, варданцы в своих опасениях были правы… язык не поворачивался. Не сейчас. Только после того, как найду слова, чтобы все нормально объяснить.
Перед нами сноровисто поставили две больших тарелки с яичницей и мясными рулетами, посыпанными сыром, а затем добавили кружки и тарелочки поменьше с кусками пирога. Ароматы от еды исходили такие, что, едва заполучив в руки вилку, я забыла об окружающей действительности, пока не съела все, до последнего кусочка. И лишь после того, как взяла в руки кружку с као, вновь посмотрела на Дириона, показывая, что готова к продолжению разговора.
И вопрос, которого я ждала, все-таки прозвучал:
– Так что произошло на Иаре? Что с гимназией, тленниками и вообще? Расскажи по порядку все, что знаешь, а то мы тут напрочь отрезаны от межмировых новостей, – попросил Дирион.
Что ж… я глубоко вздохнула, сжала посильнее теплую кружку и начала рассказывать.
Погружаться в воспоминания было больно. Особенно в ту их часть, где я узнавала о смерти Айла. Но я рассказывала. Говорила, потому что мне нужно было наконец выговориться перед кем-то, кому не все равно. И, видя сменяющиеся на лице Дириона чувства злости, бессилия и боли, видя, как сжимаются его кулаки, понимала, что больше не переживаю эту боль одна. Он разделил ее со мной.