Только сейчас она в полной мере осознала важность сегодняшнего события. Синьор Герардини уже сообщил, что отныне в доме к ней перестанут относиться как к ребенку. После крещения его родной дочери обязанностью Беллины будет забота о ней. В свои тринадцать лет, мол, Беллина достаточно взрослая не только для того, чтобы сделаться крестной матерью девочки, но и для того, чтобы принять на себя роль ее наперсницы и попечительницы. У Беллины уже прошли первые регулы, она теперь девушка – настало время взять на себя дополнительную ответственность и заботиться о Лизе, как если бы это была ее родная дочь.
Второй священник, молодой и тощий, направился к толстенной книге, лежавшей на кафедре, и обмакнул перо в чернильницу. Отец Бартоломео обратился к синьору Герардини на их родном тосканском диалекте:
– Каким именем желаете вы наречь дитя?
– Лиза, – ответствовал отец девочки.
Беллина знала, что малышку нарекают в честь бабушки, добрейшей пожилой синьоры с очами, как темные сливы, скончавшейся несколько лет назад.
– Чего взыскуете вы для Лизы от Церкви Господней? – продолжал священник.
– Таинства крещения, – ответствовал синьор Герардини.
– Кто даст обеты за это дитя?
Тетя девочки бережно передала Беллине в руки маленький сверток из расшитых одеялец. Малышка оказалась тяжеленькой, и от нее хорошо пахло. Беллина прижала девочку к себе, осторожно поддерживая головку, как ее научили заранее, и почувствовала чью-то ладонь у себя на пояснице – ее ласково подтолкнули к краю большой крестильной купели. Пока пожилой священник опускал персты в святую воду и рисовал крест на лбу Лизы, Беллина смотрела в ее глаза – темно-сливовые, как у бабушки, – любовалась совершенством линий младенческого личика и чуть не задохнулась от восторга, когда ей почудилось, что нежные губки вдруг волшебным образом изогнулись в улыбке.
А потом она ощутила на себе взгляд отца Бартоломео и постаралась принять серьезный и благочестивый вид взрослой девушки, каковой ей и надлежало быть, ибо от нее этого все ждали. Но Беллину неотступно преследовала мысль, что взгляд священника вот-вот прожжет дыру в ее кармане, где лежал украденный амулет. В любой миг, ужасалась Беллина, холстяная ткань ее нижней юбки могла вспыхнуть под горящим взором священника – тогда амулет с громким стуком выпадет у нее из-под подола на мраморные плиты, и ей, Беллине, ничего не останется, как тоже сгореть – от стыда, прямо посреди баптистерия. Она с трудом сглотнула и постаралась сосредоточиться на ангельском личике младенца.