Потому, что Витюша с соседом, как по приказу отцовскому, ежедневно с утра до вечера годами ходил устраиваться на постоянную работу согласно штатного расписания. Ой, как давно уже отец ему, пацану семилетнему, буквально за неделю до смерти своей от ножа уркаганского, разъяснил серьёзно, как самому себе, что в школе мужик должен отсидеть повинность – семь классов, не более, и начинать мужскую жизнь – работать на работе, где платят согласно штатного расписания. Получать деньги и половину на семью тратить, а половину засовывать в железные банки из-под повидла, накрывать поверху пятислойной фанерой и закапывать банку в огороде. Если не забывать закапывать после аванса и получки, то за пяток лет денег скопится много и можно будет уехать в областной центр, в город Зарайск.
–Там жизнь, в Зарайске, а не здесь, – утверждал отец Иван Васильевич свою личную истину ударами большим кулаком по столу. – Там сотни всяких распрекрасных рабочих мест на фабриках и заводах. Вкалывай порядочно, без придури, и будешь жить как человек, и знать, что мама тебя родила для уважения обществом, друзьями женой и детьми. А потом и внуками. Сам отец Иван и до ареста своего батяни пил по-молодецки лихо на том же машдворе с работягами, да и с другими деревенскими дружбанами до полуночи отдыхал с самогонкой или дешевым портвейном. Слесарем потому отец считался никудышним, ненадёжным и зарабатывал хрен да копейку. Банку из-под повидла закапывать можно было только пустую. То есть смысла закапывать её и страдать по городской жизни у бати не было. Но Витюше он свою мечту пересказал и посоветовал оживить.
– Что отцы не доделали – вы, молодые, забейте по самую шляпку, – держал он сына за голову и яростно колол злым от самогонки взглядом невинные зелёные Витюшины глаза.
– И правда ведь! – как-то ухитрился запомнить наказ семилетний пацанёнок Витя. В пятнадцать годов выплыли из закоулков памяти назидания отцовы.
– Не жить же в этой задыхающейся от неурожаев и безденежья Семёновке до смерти досрочной.– Вслух думал Витюша ещё через пяток лет. – Или от водки, или от любой болезни, которых на деревню Господь ссыпал щедро, причём самых гадких. Чем-то крепко оскорбили его Семёновские деды, бабульки да дядьки с тётками. Может тем, что за много десятков лет тут даже часовню не поставили, не то, чтоб церковь. Хотя у каждого казака, изгнанного с Урала при поголовном расказачивании, в хате сегодня красный угол был как иконостас в Зарайском храме. А церковь почему-то не было настроя срубить. Вот что разозлило боженьку. Вот почему он опустил Семёновку на дно мироздания. Чуть, может, повыше ада.