И вот эти трое: 12-ый, 8-ая и 26-ой, выдохлись и стали останавливаться.
– Так, ребята, давайте потише! Фух, больше не могу, давайте отдохнём. Ух! – Это силы покинули 8-ую, и она, остановившись, упала на колени и омыла снегом лицо.
– И что же это!? У нас получилось!? Эгей! – 12-ый на радостях подлетел к 26-ому, и они обнялись так, как это обычно делают люди, не слышавшие о проблемах недотрог, коей, по всей видимости, является 8-ая. После объятий с 26-ым 12-ый захотел разделить радость и с ней, но вовремя остановился, услышав предупредительный крик:
– Вэй! Вэй! Вэй! Не надо! Давай без этого! Чë дёргаешься, ветер что ли колышет?
26-ой, отдышавшись, стряхнул снег с формы и обратился к друзьям:
– Ну что… Как бы это сказать. Получается, тут наши дороги расходятся? Я был рад провести в вашем окружении эти насколько десятков лет. А теперь я, думаю, как и вы, хочу увидеть родных. Завтра праздник. Надеюсь, вы сможете его провести так, как давно мечтали.
8-ая, продолжая отбиваться от объятий навязчивого 12-ого, подошла к 26-ому.
– Да уж столько лет, как теперь перестроить свой режим?
Она слегка улыбнулась, солнце сыграло на еë веснушках и ещë сильнее подчеркнуло радость в её глазах. 8-ая постояла с минуту и робко обняла за плечо 26-ого. 12-ый аж подпрыгнул.
– В смысле! Нет, ну что за дискриминация! Ну да, куда мне…
– Не кричи, истеричка. Мы внизу тебя и так прекрасно слышим.
12-ый, помешкав, присев на корточки, всë же, решил присоединиться к душевному прощанию.
– Ээээ, так всë. Я думаю достаточно! Выпустите меня, мне сейчас плохо будет! – 8-ая раздвинула парней и отошла, отряхиваясь.
– Ну что, получается, прощайте.
– Эх, ребята, я…
26-ой, закатив глаза, оборвал 12-ого:
– Прошу, избавь от твоих разглагольствований.