Собрание разных зарисовок и сочинений. Том 1 - страница 3

Шрифт
Интервал


А потом, когда подошло время, гусеницы успешно превратились в куколок. Я с облегчением вздохнул, убедившись, что гусеницы дожили до этого момента, а то всякое случается. Да, природа знает свой час и знает, когда позвать. Куколки провели всю зиму у меня в холодильнике. Их же надо хранить в каком-нибудь укромном месте, а лучшего места, чем холодильник, и не найдешь: там и холодно, что жизненно необходимо для них, и безопасно – никто не потревожит. В мае, в середине месяца, случилось радостное событие, которого я ждал страшно сказать сколько дней, недель и месяцев, на свет божий появились мои дорогие подопечные – взрослые махаоны. Ох, сколько тогда радости было, я был на седьмом небе от счастья, с широкой улыбкой и сияющими глазами полдня ходил. А какие должны быть эмоции от такого, без преувеличения сказать, знакового события? Отпустил я бабочек в парке днем – они же не ночные, а дневные, потому и днем. Хорошая это идея – в парке их отпускать или нет? Парк – это тоже какая никакая природа, пусть и не дикая, а в некотором смысле одомашненная, ухоженная, подстриженная и прилизанная, но может быть, лучше было бы подарить им свободу в лесу, где я нашел их, когда они были еще гусеницами. Отпустил я их без сожаления и грусти.

Добавлю напоследок, чтобы как-то завершить рассказ: я в тот день сильно простудился – не знаю, где и что я подцепил, видно, где-то не досмотрел. Меня сильно лихорадило: температура была такая, словно я в бане побывал, насморк, слабость и далее по списку. В общем, меня подкосило и свалило надолго, а через три дня полили затяжные дожди. Выходит, всего три солнечных дня пожили мои махаоны на свободе, порадовались солнцу и теплой погоде – и все? Или нет? Мыслей много – не знаешь, на чем остановиться.

Исцеление

1

Мне тридцать пять полных лет (никогда не понимал, почему так говорят. Что, разве где-то есть худые лета? Словно они на диете сидят), и страшно подумать: куда делась половина жизни, и что будет с ее остатком? У Бога редко допросишься хотя бы и десятка лет, не то что долгой полной и счастливой жизни целиком. Я прикрыл глаза ладонью от этой мысли, но потом убрал ладонь. Впрочем, кто знает и кто скажет, может, я прожил всего-то треть или четверть от общего числа лет – от всей возможной массы того, чего Богу было не жалко. Ведь меня, если говорить честно, не оповещали заранее, сколько я буду жить-поживать и добра наживать: вроде ни по рангу и ни за особые заслуги не полагается мне такого сообщения. Однако это все надежды, которые лучше, конечно, не убивать, это, в общем-то, неправильно. Вот так убьешь ее – и все, ни с чем останешься, а так хотя бы будет, за что держаться в жизни. Однако никаких обещаний «беззаботной старости» у меня на лбу не написано, так что, наверное, пару надежд все же можно пустить в расход. И все по какой причине?