– Сказать по чести, не знаю, – осторожно ответил Пинчуков. – Но ведь вы из крестьян и знаете, что волки летом не нападают. Да и зимой стараются обходить человека стороной. Ну, разве что сумасшедший среди волков попадётся. Или изголодавшийся до смерти. Или изверг – хуже человека.
– Никого в природе нет хуже человека, – возразил Волков.
Издалека снова донёсся очередной винтовочный залп.
– Слышите? – спросил Волков.
– Да как же – слышу…
– Освободители наши! – снова разгорелся Волков. – Кто им дал право? И чем они лучше большевиков, которые хватали невиновных людей в заложники и также бессудно расстреливали? Как меня? Как старушку Шнейдер?
– Дела, дела… – вздохнул Пинчуков.
– Не надоел я вам своей болтовнёй?
– Опять вы… Никакая это не болтовня! – возразил Пинчуков. – Да и как выговоришься, душе легче. Правда?
– Правда, – согласился Волков и задумался.
– С того случая, – продолжил он, – я стал я опасливее. Боялся открыто выходить в каждую деревню, Да и красные стали попадаться. Ночлега уже не просил – только хлеба. В один дом постучался, вдруг выскакивает старик с длинной седой бородой.
– Ты что, босяк, безобразничаешь?
– Странник я. Мне бы хлеба кусочек или сухаря.
– Хлеба? – закричал старик. – Сухаря? Пошёл вон со двора, морда большевистская!
– Я не большевик, – попытался возразить я, но он словно не слышал. Схватил вилы и бросился на меня.
Пришлось убегать. И от кого? От брата, можно сказать, по классу. Скажите мне честно, Пинчуков, похож я на большевика?
– По правде сказать, не знаю. Разные они. Вот говорят, что у них много офицеров служит, даже генералы немалым числом к ним перешли.
– Да уж слышал.
– И дворяне среди них попадаются. Вот Ленин, ихний главный разбойник, – дворянин. Я его папашу знавал в своё время, когда в Симбирске служил, – Ульянова Илью Николаевича. Хороший был человек, кстати, из нашего крестьянского брата. Его Государь Александр Александрович лично награждал, за труды в дворяне возвёл.
– За что же? – поинтересовался Волков. – На какой же ниве пахал отец главного разбойника?
– На народной. Школы новые открывал для крестьянских детей, училища. Можно сказать, свет нёс нам, тёмным. Добрый был человек, мягкий.
– А мы теперь из-за сынка страдаем, – усмехнулся Волков. – Вот ежели бы он своего отпрыска почаще розгами угощал, и жизнь бы так не повернулась.