Собственно, поэтому Диедарнис изучал каждого из нас по отдельности. Медленно прошел взад-вперед и обратил пристальный взор на меня, встретив который я ощутил приступ нарастающей дурноты. Казалось, что его глаза просочились в самую глубь моего разума. Холодные и безэмоциональные, они копошились в нем словно черви. Выискивали грязные мыслишки и скелеты в шкафу. Заставляли испытывать унижение, сопоставимое с тем, как если бы меня прогнали голым по площади. «История мидян темна и непонятна, но я обязательно докопаюсь до правды», – мысленно говорил он.
Я не желал это терпеть. Постарался абстрагироваться и, колоссальным усилием воли разорвав зрительный контакт, начал изучать его внешний вид. Злое лицо, бледная кожа. Засаленные полы лохмотий, обнажающие широкую грудь и дряблый живот, сплошь усеянный дымящимися язвами. Лопнувшими фурункулами с окаменевшими краями и серным налетом, из которых периодически вырывались языки пламени.
Глядя на это, я начал думать, будто тело мужчины частично отражало состояние самой статуи, приводнившейся брюхом на жерло вулкана. И чем дольше я его рассматривал, тем скорее приходил к выводу, что именно так все и было. «Остается понять, чувствует ли он боль, – подумал я. – Если да, то тогда неудивительно, почему титан обезумел. Столько тысячелетий прозябать придавленным к раскаленной плите».
Ровно в этот же самый миг зрачки хозяина «подземелья» опасно сузились. Ему не понравился мой внутренний монолог. Не понравилось, что на него, на затонувшего бога морей, кто-то смотрит без страха и почтения. Обращает внимание на увечья и помимо всего прочего испытывает подобие жалости.
«Жалость – удел трусов и слабаков, – мои мозги обожгла вспышка ярости. – Удел проигравших. Но я не проиграл. Пока нет. Думаю, очень скоро ты сам в этом убедишься. Гребаный стихиалий».
Правая рука Диедарниса снова начала мелко дрожать, отчего тот недовольно поморщился. Помассировал костяшки двух отсутствующих пальцев, несколько раз сжал кулак, стараясь погасить тремор ладони, и направился дальше. К Аде, возле которой простоял три часа.
Как ни странно, но даже ее он умудрился прочесть. Жадно поглощал информацию в промышленных масштабах и несколько раз делал вынужденные перерывы. Злился, часто дышал, после чего возвращался к начатому с утроенной силой. При этом я все той же частичкой Вайоми понимал, что он ей смертельно завидует. Как и она, мегалодон являлся машиной. Вот только в отличие от него Ада была в тысячу раз совершеннее. Все равно что новенький спорткар по сравнению с самоходной повозкой. И именно за это Диедарнис ее ненавидел. Гневно смотрел прямо в упор и страстно желал уничтожить. Ровно до тех пор, пока не наткнулся на кое-что интересное. То, что в некоторой степени развеяло в ней образ врага. Хоть и не избавило его от чувства презрения.