– Главное не налегай на виски слишком сильно, – со смехом сказала она.
Давид поцеловал Дафну и, укрывшись шелковистым одеялом, он быстро уснул. Дафна долго не могла сомкнуть глаз, продолжая ощущать блаженное тепло от вина, но чувствуя, что сердце её разрывается от нахлынувшего отчаяния.
Давида сбила машина, виниловая пластинка упала на пол. Дафна закрыла книгу, закрыв жизнь, она закрыла сон, закрыв счастье. Это был всего лишь сон. "У неё большие проблемы" – бормотала она. "У неё большие проблемы!". Серебряные обручи ударились о ребра Дафны и стали стягивать её, они стали уменьшаться в размерах и послышался треск.
Это лишь иллюзия свободного выбора.
ПРОКРАСТИНАЦИЯ
1. Но красоту в пороках не сберечь.
Ржавея, остроту теряет меч.
Когда мне становилось слишком плохо и на душе становилось черно, как в беспросветном углу мира, где нет ни света, ни бликов, ни чувств, я шел в ванную комнату и смотрел на свое отражение в зеркале, словно окунаясь в водную гладь. Я вглядывался в свои черты, разглядывал свое лицо: глаза, нос, губы… Всё казалось мне измотанным. Под глазами были синяки, зрачки блестели потому что подступали слезы, губы были потрескавшиеся от холода. Затем я переводил взгляд и смотрел на свои ладони. Они были, словно пустыня. Мои руки шелушились и издавали неприятное шуршание при прикосновении к вещам и друг к другу. Когда я ехал куда-то, то кожа с рук осыпалась на одежду и оставалась на ней, словно крошки снега, которые не таяли, как и мои проблемы. Я смахивал их и думал о том, к чему меня приведет моя жизнь и что со мной будет дальше. Когда я смотрел на себя в зеркале, мне хотелось плакать. Я видел, что былой энтузиазм и жажда жизни покинули меня.
Я оторвал взгляд от отражения. Я посмотрел на свои руки и заметил, что они гладкие и не шелушатся. Я находился дома, в коридоре лежал собранный чемодан – мы собирались на отдых в отель. Я много думал о религии, осознавая, что, кажется, утрачиваю веру в Бога уже второй год из-за того, что всё валится, но пытался отогнать эти размышления. Я вышел из ванной комнаты и через коридор, в котором слева находился шкаф со стеклянными дверцами, прошел в свою комнату. Моя комната была озарена теплым светом моих включенных ламп. Был вечер. Свет волшебно играл на белых перламутровых обоях. Одна из моих стен была поклеена в обои с разными оттенками синего. В моей комнате стояло деревце, большой синий диван, белый письменный стол, книжный шкаф, заставленный книгами, круглый столик с проигрывателем и пластинками, шторы, на которых чудесно переплетались два цвета – синий и золотой. На ночном столике лежала книжка, маленький блокнотик с музыкальным репертуаром, таблетки, а на туалетном столике – круглое зеркало, подставка с прикрепленными полароидами, подставка из синей кожи для парфюма, много глицина, которым я пользовался в последний раз лишь когда сдавал школьные экзамены. Также, там стояла мятная подставка в виде ракушки, в которой лежали кольца. Я взял свою сумку от David Jones с полки и начал её собирать в поездку. Я положил книгу Джейн Биркин "Дневник обезьянки. 1957-1982", маленький флакон парфюма Escentric Molecules, свой дневник и сигареты Chapman с вишней. Я хотел положить что-то ещё, но моя сумочка была маленькой и в неё больше ничего не влезало. Я думал положить томик Симоны де Бовуар "Воспоминания благовоспитанной девицы" или же сборник стихов Сильвии Плат "Ариэль", а может и книгу "Второй пол", но ничего из этого не влезло бы, даже если бы я захотел. Да и ведь мы уезжали всего на три дня, я бы не успел осилить всё на свете. Я собрал сумку и положил её обратно на полку.