Я был готов к приключениям и уже раз сто воображал себе встречу с руководителем отца.
Гирс был врачом. Но не просто врачом, а выдающимся кардиологом, блестящим хирургом, который успешно занимался пересадкой сердца, каким-то там шунтированием и вообще делал самые сложные и редкие операции. Его постоянно вызывали то в Кремль, то за границу, он даже, кажется, бывал в Штатах. На тот момент этой информацией исчерпывалось все, что мне было известно.
Он представлялся мне добрым великаном исключительной породы, чье одобрение и симпатии нужно было заслужить во что бы то ни стало.
Вот и сейчас, слегка тушуясь перед нашим знакомством, я тихонько репетировал: «Очень приятно, Филипп» или «Здравствуйте, я Филипп»…
Дача Гирсов расположилась на улице А. Грина, неподалеку от поселка, принадлежавшего Малому театру, и вообще, по словам отца, вокруг расхаживало множество разных знаменитостей.
Улица Грина оказалась крошечной, зеленой, с вихрастым бурьяном папоротника по краю заросшей канавки водостока. С высоченными мачтами телеграфных столбов, коричневых, задубелых, в россыпи шрамов, оставшихся то ли от срезанных сучьев, то ли от прикосновений чьих-то огромных фантастических пальцев.
Из распахнутой настежь деревянной калитки выскочила собака. Смешной бурый пес с заливистым воплем бросился к нам, брызжа клейкой слюной из-под мохнатых усов.
Я взглянул на отца: он шел спокойно, не сбавляя шага, высоко запрокинув голову, и всматривался куда-то в окна верхнего этажа дома, что стоял за забором.
Двухэтажный дом (типичная советская дача) густого зеленого цвета с южной стороны утопал в зарослях сирени, а северным входом был развернут к нестриженой лужайке. На лужайке расположилась беседка, пронзали воздух несколько сосен, к которым привязали гамак и деревянные качели на канатах.
– Агат! – раздалось откуда-то звонкое. Высокий голос, то ли женский, то ли детский, слышался со стороны калитки.
Пес радостным клубком налетел и закрутился в ногах, пиная меня теплыми наливными бочками. Я наклонился погладить лохматую голову.
– Агат, фу! Как не стыдно! – повторил тот же голос.
Еще не успев оторваться от собаки, даже не разогнувшись, я (помню как сейчас) увидел сначала сахарные теннисные туфли, потом ярко-синие, кажется, шорты… звонкие смуглые колени, заостренные и вытянутые вверх… полоску голого живота с круглой ямкой пупка… а над пупком – затянутый на талии белый узел рубашки…