Иван крест спрятал и склонил голову.
Службу читали на латыни. Иван молился по-русски.
Рядом с ним пристроился зашедший в храм монах в плаще, который явно прислушивался к его молитве, а после службы побежал к настоятелю докладывать.
Все монахи приложились к руке настоятеля, и тот подозвал Ивана к себе, но руку не подал.
– Кому ти молил? – Спросил он.
– Христу. И богу единому.
– А ну… помолись.
Иван прочитал символ веры.
– Почему по-русски?
– Так понятней. Папа Римский Иоан самолично перевёл, записал мне своей рукой, и заверил своей печатью.
Иван поднял сидор, достал из него кожаный тубус, развязал ремешки и вскрыл его. Вынув пергамент, с которого свисала на синей и жёлтой нитках свинцовая печать, Иван передал его настоятелю.
Тот, взяв его двумя руками, развернул.
– Это рука Папы!? – Изумлённо спросил он.
– Да. Это он писал, когда ещё не был Папой. Он был ещё юным, но, когда стал Папой, заверил перевод своей печатью. Я был его рабом… Вернее, рабом его отца, патриция Кресцентия. Мы с ним вместе выросли. А когда он учился в школе певчих, мы вместе учили псалмы.
Настоятель ещё удивлённее посмотрел на Ивана. Тот, оглядев помещение, и «качнув» его грудным звуком «и», запел:
– Беатус вир куи аббиит…
Его голос, оттолкнувшись, от стен, затрепетал голубем, собрался и окреп в центре храма. Братия усиленно закрестилась, опустившись на колени.
Перекрестился и настоятель. Потом он стоял, сложив руки на груди, до конца псалма.
– Хвала Богу! – Сказал он, возвращая пергамент. – Гремо исть9 (Пошли есть).
– Умыться бы, настоятель.
– Я не опат10. Я князь Након Любекский.
Иван преклонил голову.
– А я – Иван Кресцентий, – сказал Иван и вынул из-за пазухи золотой Римский солид на котором было написано «кресцентий».
Теперь князь преклонил голову.
– Я не патриций, князь, и не сын патриция. Я просто Иван.
– И что же ты тут делаешь?
– Живу своей жизнью. Иду на Рюген. Туда ушли, как говорят, мои родичи. А больше идти мне некуда.
Князь внимательно посмотрел на Ивана.
– Теперь понятно, – сказал он, и повёл Ивана за собой.
* * *
В крепости у Накона Иван гостил уже третий день. Кроме прибора ночного видения и фонарика, артефактов будущего у Ивана не было. Да и их он «отнёс» назад в будущее.
Князь был немного старше Ивана по возрасту, как он сказал: «тридцать одна зима», но выглядел значительно суровее. Его лицо испещряли морщины и шрамы. И именно на это князь сразу обратил своё внимание, когда узнал возраст Ивана.