Кубы встретила нас 30–ти градусной жарой, сопровождающейся высокой влажностью. После весьма умеренно климата Москвы мне показалось, что я вышел прямо в баню. Но даже это не могло умерить моего восторга – я был в другой стране! За тысячи километров от дома. Кто не жил в Советском Союзе вряд ли способен понять меня, и мое чрезмерное ликование. Но для меня это было так. Обливаясь потом, мы доковыляли до автобуса и направились к месту нашего размещения – небольшой гостиницы вблизи советского посольства в Гаване. Я жадно рассматривал пейзажи через окно, и вскоре совсем перестал замечать жару. Пейзаж в целом не поражал разнообразием, и я был немного разочарован. Часть дороги шла вдоль пляжей, и я невольно любовался океаном, который до этого никогда не видел.
Гостиница больше напоминала общежитие, но вряд ли это могло расстроить молодого человека 20 лет, обуреваемого жаждой романтики. Мы должны были жить в комнатах по два человека, где душ и туалет были общими на этаже. Наши руководители огласили нам программу. Мы должны были посещать всякие мероприятия, у нас были запланированы встречи с представителями различных социальных слоев, ходить по музеям и историческим достопримечательностям, коими, кстати сказать, Гавана весьма славилась. Наша цель – создать в умах наших читателей образ маленькой гордой и свободной страны, прекрасно и счастливо живущей без своего старшего брата – Америки. Ее новый брат, Советский Союз, протянул ей в трудную минуту руку помощи, и помог сбросить иго многолетнего рабства. И теперь, веселая и свободная, страна поет и пляшет, благословляя освободителей. Примерно такой должна быть тональность наших репортажей и очерков. Я не был фанатиком-правдолюбцем, и не собирался вступать в неравный бой с системой, по примеру Чацкого. Я собирался сделать то, что от меня хотят, и получить место в центральной газете. Для начала внештатным сотрудником, а после института и постоянное. Если к твоей мечте ведет такая дорога, то почему бы не пойти по ней? К тому же, я неплохо знал испанский, на котором говорила Куба, и это было еще одним моим несомненным преимуществом. Я мог спросить то, чего не могли другие, услышать то, что они не могли, и возможно, что даже этот факт сыграл за меня, когда принималось решение, кого же сюда отправить. А испанский я знал по одной простой причине – моя мать преподавала его на специализированных курсах, и считала своим долгом научить ему меня. У меня врожденные способности к языкам, и я освоил его, даже не прикладывая особых усилий. О поступлении в институт международных отношений нечего было и думать, но на факультет журналистики мне удалось попасть. Я повторял про себя испанские слова, фразы, которые могли мне пригодиться, и улыбался – кроме меня в группе никто не владел испанским, и я это знал.