Мои гостили у бабулиной старшей дочери, то есть у маминой сестры. Короче, у моей тётушки. Вековой сруб-пятистенка в заброшенной владимирской деревне без дорог и направлений, слывущий в народе «домом с роялем», был приобретён ею за символическую сумму в качестве дачи на лето.
Старинный немецкий рояль Bluthner в доме действительно присутствовал. Звучал он в меру. Породисто сопротивлялся обстоятельствам. Что было взять с инструмента, пережившего вереницу бессчётных неотапливаемых зим? Как попал он в эту избушку, оставалось загадкой. Ни один из проёмов дома не соответствовал габаритам рояля. Очевидно, что рубили жилплощадь уже после того, как закатили рояль на широкие массивные доски дубового пола, в будущую светлицу, и городили бревенчатые стены вокруг него. История замылила, ради какой хорошенькой и талантливой крепостницы барин создавал сей музыкальный храм.
Сестра оттягивалась на рояле в четыре руки с двоюродной племянницей, немногим её младше. Пассажи возводились на фундамент из двух или трёх последовательно перебираемых тональностей, большей частью минорных. Инструмент строил, как мог, ибо деликатной настройке не поддавался. Рояльный лак облупился, шпон пошёл волнами. Струны и колки ещё держались, но деке была хана́.
В прошлом году мы с Костей завалились в «дом с роялем» в конце октября. Тётушка дала ключ, и мы устроили в нём склад ширпотреба, который предназначался колхозникам. Поездка была бестолковой. По-хорошему, надо было ехать на рязанщину или на тамбовщину. В направлении чернозёма. На кой чёрт мы попёрлись в нищую владимирщину – меня надо побить палками, ведь это я распалялся о том, как классно в этой деревне.
Летом, конечно, да! Неплохо. Река Нерль, песчаные берега, сосняк, наглые одутловатые комары, что барражируют с громким басовитым зудом. Но октябрь оказался в крайней степени депрессивным. Ли́ло с утра до вечера. Понятно, откуда Волга столь полноводна: в верховьях её притоков недельные непрекращающиеся дожди – это климатическая норма. Надеваешь шестерные носки, а потом грязиновые сапоги. Что пахота, что болото – сапоги норовят залипнуть в жиже, а нога – выскочить из тёплой норы… Так что и шесть пар носков не спасают.
Облупился лак на фанерке «уссадьба», пришурупленной к двери нужника в далёком и благополучном восемьдесят пятом. Покосилось давно не крашеное крыльцо. Сгнила́ ступенька.