Моё внимание закономерно привлекла стройная девушка в винтажных вельветовых штанах клёш и чёрном джемпере. Сидела на самом кончике стула, обвив левую ногу вокруг правой. Сверкала белка́ми глаз. Накалывала на вилку солёный огурец. Улыбалась девушка как-то не по-нашему, нехарактерно обнажая зубы. Те сверкали непривычной нерусской белизной.
Осип тут же подлетел к ней.
– Ким, тебе привет от Аркадия Grubianoff.
– Ты знаком с Эркейди?
– Да мы тут все друг друга как бы знаем. Просто собираемся разным составом, да в разных квартирах. Такая вот живая тусовка московская.
Девушка несколько раз кивнула. Прожевала огурец. Попыталась что-то сказать, но Нищебродский уже заорал:
– Знакомьтесь, старики! Это Кимберли Палмер из Вирджинии. Большой человек! Распределяет гуманитарную помощь. То ли красный крест, то ли белый полумесяц. Я в этом не разбираюсь. Она сама расскажет.
Разговор склеился, несмотря на то, что никто из нашей троицы не знал английского. Костя учил в школе немецкий. Осип на вопрос, какой язык учил он, изобразил лишь неопределённый жест.
– Я учился в непростой школе, – пояснил он, чтобы прервать наше замешательство, – с углуплённым изучением ряда предметов. А остальные предметы там и вовсе не преподавали. Три урока в день по тридцать пять минут. В такой график много знаний не впихнёшь.
– Что же это за школа такая волшебная? – засомневался подозрительный Костя.
– Детский санаторий номер двадцать «Красная Пахра». Я прожил там почти три года.
– Повезло, провёл детство на свежем воздухе, – позавидовал я.
Что же касается меня самого, то я учил в школе французский. Шапочное знакомство с английским имелось на почве любительских попыток переводить со словарём тексты песен, красочно расписанные на вкладках к пластинкам. Но эти эксперименты я давно забросил, ибо познакомился на горбушке с замечательным переводчиком Пашей Качановым из Калуги. Даже если б я и продолжал самостоятельно разбирать английскую рок-поэзию, всё равно этот опыт не имел бы ничего общего с живым разговорным языком.
Зато Ким говорила по-русски. Ну, как говорила… Она знала слов пятьдесят. Коверкала и переставляла ударения имён собственных. Уверяла, что окончила курсы славистов, но это вряд ли. Скорее понаблатыкалась за те несколько месяцев, что погрузилась в моноязычную русскоговорящую среду.