Впрочем, изрядно замёрзнуть мы не успели. От городского акустического фона отделился и принялся нарастать электрический гул, звон стёкол, скрип раздавленного песка, перетираемого стальными катками в ложбине рельсов. Наконец, с воем трущихся о стрелку реборд, вагон вывернул с улицы Гиляровского и отметился на остановке.
Прокомпостировали два талона и повисли на штангах под потолком. В трамвае тепло и многолюдно. Я принялся рассматривать утренних понедельничных пассажиров и фантазировать на их счёт.
– Смотри, Костя, – шепчу ему на ухо, – вон сидит Изверги́я Сердеевна Злобадамска́я.
Костя повернул голову на заштрихованную толстым слоем грима сморщенную и перезагорелую особу в бархатной шапочке с брошкой. Её лицо было странным образом перекошено, но абсолютно ничего не выражало.
– Она едет к зубному. Воспалился плохо прочищенный канал под золотой коронкой.
– Жертва подтяжки лица, – лениво возразил Костя.
– А вот! Вот Кондрат Мефодьевич Монтекри́стов!
– Ого! – тут уж Костя не смог сдержать улыбку.
Коричневый плащ с погончиками. Чёрная кожаная перчатка утвердилась на поручне, рукав обнажил запястье. На нём массивные часы «Слава» жёлтой латуни, которая при должной фантазии сойдёт за золото. Серый шёлковый шарф с рисунком из «огурцов». Из-под него выглядывает тёмно-синий галстук. Таких у нас не делают: с королевскими лилиями, вплетёнными нитью смежного оттенка. Аккуратно подстриженные по моде семидесятых баки, огромные очки в роговой оправе и пижонская шляпа трибли, впрочем, излишне насаженная на уши, ибо на улице реально холодно.
– Графа ждут в министерстве, а у него «Бентли» поломался.
Костя деликатно ржёт, а я распаляю воображение:
– Знакомься, Асбест Платонович Куль-баба.
Речь шла о полноватом непричёсанном сударе с красной кожей лица. Могучий борт его расстёгнутой куртки висел этаким стакселем, задранный могучей рукой, прицепившейся к подпотолочному поручню. Парус загораживал обзор сидящей у его ног старушке, которая безуспешно пыталась дать о себе знать.
– А это библиотекарь университетского Аптекарского огорода Февронья Потапышна Взбулькис. Да-а, редкой профессии человек: библиаптекарша.
– Такие тоже нужны!
– Видишь, ему не до неё. У него трагедия. Он вот уже четверть века безуспешно пытается запатентовать своё изобретение.
– Какое? – не терпится Косте.