Выбравшись на другую сторону, понял, что в жизни многое поменялось. Впереди были чистые проходы, без нужды куда-то лезть со смертельным риском. Скалистое ущелье никуда при этом не делось и напряжение поэтому оставалось.
Красивость местности задерживала, я часто снимал на телефон вокруг лежащее, только не жалел о задержке, потому что вряд ли в своей жизни я здесь еще буду иметь честь быть.
Река начинала подворот под свое нормальное направление на север, что означало скорое окончание скальной щели, но напоследок она выдохнула и подарила еще виды, где заняла свое место и река Минская. Среди теснины каменного нечто, она выскакивала, как испуганный заяц. Грохот стоял знатный и так хотелось залезть в эту какафонию, пройти, поглядеть, открыть какой-нибудь водопадик, который по всем правилам походного искусства обязан быть во глубине реки. И здесь я все же подавил в себе подобные желания железной рукой и прошел немного выше устья Минской, где и встал на обед. Место выбрал под солнечной бомбардировкой, требовалось посушить палатку и другие подмокшие вещи. Несомненно и зарядка телефонов тоже не должна прохлаждаться.
После обеда я уверенней двинул в путь, река была замечательно доступна и карта подтверждала, что дальше ждут только проходимости. И в этом не было вранья, хоть река еще и была далека от равнинной.
Вскоре надо мной мелькнуло длинное и тонкое. Провода ЛЭП. Это транссахалинская Линия Электропередач. Она идет от Вахрушевской ГРЭС с восточного побережья до Углегорского района за запад, неся свет и тепло. ЛЭП проложили по высоким горным точкам (местами даже выше тысячи метров), чем изрядно сократили количество опор, так что получилась поистине волшебно-воздушная линия. Она неслась над горами, долинами и глубокими расщелинами, так что настал момент ее пересечения. Провода мелькали где-то в глубокой выси, а на земле лежали отдельные железные запчасти от них и даже длинная нить алюминиевого происхождения протянулась по склону сопки. В местах близких к цивилизации она бы уже давно исчезла в прорве пункт приема цветных металлов, а здесь лежала вечным музеем.
Эти места были последним писком ущельеподобных мест, вскоре река раздвинула свои берега так, что я всхлипнул от восторженного облегчения. Не медля ни секунды, я стал смещаться влево, в пологие берега. Они поднимались плавно и торжественно, уводя в сторону от реки, куда я и шел как загипнотизированный. Лес был чисто выбрит от растительности, а так же в нем замелькали пеньки старого происхождения. Пройдя по легкой чащобе, я столкнулся с ожидаемым – дорогой. Конечно, она уже давно не имела права так называться, зато остались последствия ее – плотная почва под ней и не такие злые трава и кусты, чем я несказанно радостно воспользовался и пошел настолько быстро, насколько имел физических возможностей.