Степан перестал смеяться и, уже не делая над собой усилие, чтобы сохранить на лице выражение «добросердечное сочувствие», с искренней тревогой посмотрел на друга.
– Похоже, неплохо продались картины? Сколько она «подняла»? Тысяч 500–600?
– Думаю, раза в три больше.
Степан присвистнул.
–Может, мне уже холсты и краски купить? Намалюю чего-нибудь. Организуешь мне такую же выставку?
Платон дернул плечом.
– Издеваешься?
Степан лишь грустно улыбнулся.
– Извини. Конечно, нет.
Платон еще раз тяжело вздохнул.
– Нет, ты все же скажи мне, пожалуйста, философ мой, дорогой, ну, где я опять сделал ошибку? На каком этапе я снова не разглядел?
Степан задумчиво обошел кресло, взял в руки конверт от пластинки, повертел его в руках.
– Расскажешь для начала, почему Скрябин на этот раз?
– Надоело. Все надоело. Я как тот Прометей, несущий им огонь, – учу строить, помогаю во всем, а что получаю? А получаю опять вот такую какашку на подушке. Кота я ее, понимаешь ли, забыл в комнате, спеша на работу.
– Бедный кот, – слабо попытался пошутить Степан, – впервые забыт в комнате. Испугался. Нагадил. Бывает.
– И ей надо было это все увековечить на фото. Ты же прочел? Это, оказывается, иллюстрация моего к ней отношения. Организованная для нее выставка и возможность заработать денег – это не иллюстрация, а кот насрал – это… К чему это все, Степан? – Платон тяжело вздохнул.
– Это к деньгам! – уверенно произнес Степан. – Платон, кошачьи какашки на подушке – определенно к деньгам!
Платон издал еще один тяжелый вздох, уже больше похожий на вой.
– А можно чего-нибудь к любви? С деньгами все в порядке. Мне б невесту себе найти. Мальчику скоро 37. Рафаэль к этому времени уже успел сотворить уйму картин.
– Молодец, Рафаэль. Он даже уже успел умереть к этому времени. И мы не о Рафаэле сегодня собрались тут поговорить. Какашки на подушке, извини, никак не к любви и не о любви. И, как я вижу, ты и сам это прекрасно понимаешь…, – задумчиво произнес Степан, думая о том, как на этот раз вывести Платона из очередной любовной драмы.
Дружба Степана с Платоном началась почти десять лет назад, как говорится, «благодаря и вопреки». «Благодаря» почти аналогичному любовному коллапсу, который Платон тяжело переживал в то время, а «вопреки» – потому что они были совершенно из разных сословий. Платон воспитывался в московской профессорской семье и, несмотря на свое экономическое образование, обладал обширными знаниями в музыке и искусстве, Степан же был родом из небольшого сибирского городка, воспитывался в простой семье фельдшера и медсестры, но, как говорится, имел «житейскую хватку». Знал он о жизни не из книг и произведений искусства, а от отца с матерью, которые за его детство порассказали столько историй людей, попадающих к ним в больницу, – не счесть.