В год, когда я учился в седьмом классе, отцу повезло – ему выдали гостевой билет на трибуны ноябрьского парада, но взял он, как всегда, с собой Сашку, и пошел на праздник. А мы с братом Василём пошли смотреть парад, но не на площади – нас туда не пускали, а на боковую улицу, по которой войска шли с парада. Они проходили мимо народа, запрудившего обе стороны улицы и получалось, что солдаты сливались толпой и потом, утомлённые парадной ходьбой, рассаживались по ожидавшим их грузовикам.
В этом людском коридоре я их и поджидал. Гулкий печатный шаг сотрясал мостовую, лица солдат были напряжены, пока офицер не командовал вольно и они переходили на спокойную ходьбу. Они шли они от меня так близко, что до моего обоняния доходил дух армейской казармы, хорошо смазанного снаряжения и иногда мне казалось, что я нахожусь среди них. Однако, интереснее всего мне было возле пушек в парке «Динамо», которые давали праздничный салют холостыми залпами.
Часа за два до парада я среди других мальчишек уже крутился возле батареи 122-мм гаубиц, которые были выстроены по ранжиру на одной из аллей «динамовского» парка. Стволы грозных пушек были направлены вверх, а солдаты умело сновали вокруг, расставляли холостые заряды, готовя орудия к выстрелам. Один из присутствовавших офицеров, по-видимому командир, стоял немного подальше на пустых ящиках из под снарядов и внимательно слушал слова команд, доносившиеся из походной рации. В руке, опущенной вниз, трепетал ярко-алый флажок, готовый взметнуться по первому его слову.
Время подходило к началу парада, все зрители зашевелились, командир батареи поднял флажок и, подождав секунду, резко опустил его. Блеснуло яркое пламя. Сильный грохочущий всплеск выстрела моментально заложил мне уши, а в нос хлынула удушливая волна пороховых газов. Я не знал за кем мне наблюдать: то ли за командиром, сигналившим флажком, то ли за солдатом ближайшей ко мне пушки – все было интересно до невозможности. Это был замковый. Полуобернувшись, он внимательно смотрел на командира, стараясь не пропустить тот миг, когда нужно дернуть за шнур, который издалека казался мне кожаной колбаской, потому что был одет в кожаный чехол.
Взмах флажка и снова залп. После шестого или восьмого выстрела мои уши и душа не выдерживали грохота и я бежал смотреть парад, тем более, что солдаты, идущие с него, уже подходили к воротам в парк, где их удобнее было высмотреть. Уже потом я приспособился – стал открывать рот при выстреле, этот совет дал мне после салюта тот самый командир, к которому я подошел что-то спросить. Я любил спрашивать военных обо всем и поэтому он дал мне этот дельный совет. Но в тот день ноября я всё таки попал на трибуны. Какой-то видный мужчина вышел за оцепление, к нему сразу придвинулись двое милиционеров и лейтенант. Гражданин был весьма представительным и шёл с девочкой, держа её за руку. Показав пропуск на трибуну, он спокойно двинулся дальше, а я стоял некоторое время поодаль и не мог решиться. Набравшись духу, я быстро подбежал к нему и пристроился к девочке, пока не увидел милицейский офицер. Когда же дошёл до трибуны, милиционер топтался сзади, не решаясь бежать вслед или колеблясь. Видно в душе махнул рукой: «Что с мальчишки взять?»