Наша боевая птица..
Какими у нас были развлечения в детстве?
Только игра. И вот все ее страсти мы переносили на свои занятия. В маленьком саду прямо перед окнами дома, где одно время в углу росла яблоня «белый налив», а в центре садика —«арапка», отец привозил почти каждое лето большую кучу песка, благо он доставался ему даром – нужно же было где-то вывалить груз! И тогда на этом песке почти целыми летними погожими днями разгорались целые представления с войной, миром, и прочими идеями. Потом арапка, окруженная всю жизнь песком, засохла, отец ее спилил и вместо нее остался один пенек. Мы стали взрослые и песок с его таинственной жизнью перестал нас интересовать. Теперь уже неинтересно было стоять на коленках, строить замки, дороги.
Свет и тени детства…
На фотографиях того времени видно, с каким я удовольствием носил все атрибуты солдатчины, а то – сам выдумывал. Подошло любопытное время вступать в пионеры. Нас повели в шефствующую воинскую часть и солдаты на торжественном построении повязали нам галстуки. После этого мы дали им небольшой концерт – читали стихи, пели, а девочки танцевали.
Какой-то солдатик даже сфотографировался с нами на память. Так у меня и появилась фотография одноклассников с солдатом, где мы сидим в рядах зала, а он впереди нас. Он даже пришёл со мною попрощаться перед демобилизацией.
Перед вступлением в пионеры. 1963 г Н-ская воинская часть.
Это дело было зимой. Он нашёл мой дом, позвал меня к воротам, мы недолго правда поговорили. Мне было так неудобно – я убирал за свиньёй в сарайчике и был в грязной одежде. Однако солдатик виду не подал и мы тепло простились.
Другим, не менее важным пристанищем моего детства был чердак дома, где были свалены всякие ненужные вещи. Книги в ящиках, радиодетали, которые принес туда брат, старая одежда висевшая на толстых веревках, покрытая слоем пыли. Но даже она не мешала мне каждый раз, когда я туда попадал, с интересом прочитывать заново эти старые книжки, тетрадки, сохранившиеся от братьев и сестер, копаться в радиодеталях, многие из которых стали моими игрушками. Но главное наступало во время дождя. Утомившись от этих занятий, я забирался на самодельную постель и засыпал сном праведника под усыпляющий шелест водяных капель и струй, ударявших в крышу. А в это время меня обыскивалась мама, не ведая, куда я подевался, но потом догадывалась. На крыше сарая мы тоже устраивали постели, но спать там почему-то было хуже: то ли жара донимала сильнее, то ли остатки сена мешали или были там чаще. Мы просто сделали из него наш штаб. А отец здесь частенько складывал на хранение урожай плодов сушенных и не сушеных, сено для разной живности. О плодах я упомянул не случайно, потому что наш дом, как вы уже знаете, был окружен довольно большим садом, на две трети состоявшим из грушевых деревьев, причем каждое из них имело не только сортовое название, но и имя одного из нас. Так сказать, в честь нас. Как только возвели дом в 1949 году, отец сразу выписал в питомнике несколько саженцев и высадил их в надежде, что в скором будущем возле нашего дома вырастет хороший сад. А в дождливую погоду, сидя за окном и уплетая мокрые и холодные от дождя груши и ранетки, я с благодарностью думал, что вот есть у нас сад, есть плоды, и сама возможность видеть картину деревьев, мокнувших под шумными потоками воды и порывами ветра.