Пройдя мимо него, я заметила, что он слегка наклонился вперед, чтобы сделать запись в журнале посещений. Стул при этом издал жалостливый визг, моля о пощаде или скорее даже о милосердной смерти. Иногда я чувствовала себя так же, как этот маленький стульчик, который вот-вот раздавит огромная задница, именуемая жизнью. Отбросив эту странную мысль, я, наконец, дошла до места назначения. Кабинет для вскрытий. Здесь меня, как обычно, ждал Фрэнк.
Фрэнк Миллер. Главный патологоанатом и настоящий эксперт в своём деле. Сколько себя помню, он всегда работал в городском морге. Энергичный, легкий на подъём и слегка старомодный в своих высказываниях старичок в очках с круглой оправой. В его речи прослеживался едва заметный английский акцент. Видимо, сказалось то, что всё детство и юность он провел в Лондоне, забрав оттуда с собой, помимо манеры своей речи, ещё и большую любовь к чёрному чаю. Приходя сюда, у меня было ощущение, что я прихожу не по работе, а в гости к своему горячо любимому дедушке. Да и он относился ко мне как к внучке. По крайней мере, мне так казалось. Или я лишь хотела так думать. Мы все живём в мире иллюзий и оцениваем окружающий мир через призму собственного восприятия, и я не являюсь исключением.
– О, Алиса! Доброе утро! Жаль, что имею честь видеть вас при столь печальных обстоятельствах. Собственно, как оно обычно и бывает. – Посмеялся Фрэнк, а затем продолжил: – Я как раз заварил свежий чай. Не хочешь чашечку?
– Нет, спасибо, Фрэнк. Я ненадолго. Мне ещё опрашивать родителей жертвы. Нашли что-нибудь интересное?
Фрэнк немного изменился в лице. В его интонации начали проявляться нотки грусти и какой-то зловещей иронии.
– Интересное. Хах. Да. Можно и так выразиться, коль вам угодно. – Улыбка сползла с его лица. Он бросил тяжёлый печальный взгляд на труп девочки, накрытый белоснежной простынёй. – Знаешь, иногда я ненавижу свою работу. Могу представить, что сейчас чувствуют родители этой девочки. Потерять ребёнка. Это очень тяжело. И от этого никогда уже не оправишься.
Доктор Миллер был отличным патологоанатом и судмедэкспертом, но у него была одна единственная слабость. Если в морг доставляли тело ребёнка или подростка, он сразу менялся в лице, становился дёрганым и раздражительным. Определенно, такие случаи очень расстраивали его. Я никогда не спрашивала, но думаю, что это связано с тем, что и его в своё время не обошла горечь утраты. Мне ничего неизвестно, но я знаю, что его сын однажды вышел из дома и не вернулся. Что с ним случилось, до сих пор неизвестно. И я понимала, что он чувствует, ведь с моим отцом произошла практически та же история.