Именно тогда на глаза мне попалась небольшая заметка о Великорецком ходе, которую сопровождала черно-белая фотография. На ней молодой священник в намокшем подряснике шел во главе немногочисленной колонны паломников по раскисшей лесной дороге.
Увидев этот снимок, я буквально воочию ощутил, как повеяло другой жизнью – незнакомой, но глубокой и настоящей, в которой люди мужественно преодолевали посланные им испытания и точно знали, зачем и куда они идут. И мне тоже захотелось пойти с ними на небольшую реку с названием сошедшим со страниц древних былин.
Тем временем приблизились сроки паломничества, а также конец учебного года (я работал в школе), посадка картошки, дела огородные. В завершение завхоз привез и высыпал под окна две телеги неколотых дров.
Поэтому, когда я вспомнил о крестном ходе, было уже поздно. Паломники снова ушли на Великую, а я со своими дровами и грядками остался на берегу. Что стало для меня первым открытием – оказывается, одного желания мало. Нужна решимость, так как за тебя никто первый шаг не сделает, и именно с него начинается крестный ход.
Почему люди решаются сделать этот шаг? Для меня это до сих пор остается загадкой. И все же, думаю, что для многих сверстников, оказавшихся перед выбором между цинизмом постсоветской жизни и робким шагом к православной вере мой опыт был достаточно типичным.
Первый Великорецкий ход 1997 года стал для меня одной из первых встреч с православием. Причем не бумажным, а живым и деятельным, загадочным и динамичным. Отправившись в него с молитвой «Отче наш», к концу паломничества я уже знал наизусть тропарь святителю Николаю, вполголоса подпевал пасхальные песнопения и угадывал отдельные строки акафиста. Не на словах, а на деле крестный ход стал для меня школой молитвы, о важности которой раньше я только читал, а теперь встал и пошел в первый класс.
Помню, этот ход ознаменовался еще одним важным открытием. Уже к концу первого дня в Бобино я почувствовал, что у меня… есть душа, и еще целых два дня мне придется тащить ее на Великую реку. Да, именно так – мое тело тащило душу, которая ныла и просилась домой. На каждом новом переходе она повторяла одно и тоже: «И что тебе дома не сиделось? Куда ты идешь, и главное зачем? В святцы захотел?».
Чтобы заглушить это нытье, я пытался отвлечься – смотрел по сторонам, заводил разговоры со знакомыми паломниками, что-то напевал про себя, но душа продолжала ныть. И тогда, где-то на третий день пути, я начал молиться. Просто шел и читал про себя «Отче наш», вслушивался в пение хора и чтение акафиста святителю Николаю. И ведь помогло! Сомнения на время молитвы отступали, идти становилось радостнее и легче. Я с завистью глядел на бабушек, у которых все было наоборот – молитва вела их немощное тело. Да так, что они обгоняли меня, молодого и здорового, но слабого духом. И это стало вторым открытием.