Солнце медленно клонилось к горизонту, все ближе подступая к могучим кронам, щедро заливая их медовым предзакатным светом. Река здесь не столь широка, как дальше, к северу, где она разливается и превращается в огромный средиземный бассейн, со множеством островков, рассыпанных над её бездонным чревом, как пшено по серебряному блюдцу. Главный её приток, именуемый Малой Тундорой, уходил на восток. Такой же медленный и неспешный, как его мать, он был главной судоходной жилой питающей великий Таргиз, возведенный на его берегах. Венцом же Средиземного бассейна был Халборд. Город-порт, на вершине которого стояла мрачная темница Боргот, а ниже, на делянке, под протекцией картонных львов был институт естественных наук, являющийся оплотом знаний, как о мире людей, так и о мире ланнов. Этот город опасный для чужаков и неприветливый с виду, взрастил больше бунтарей и исследователей, чем прочие, сложенные вместе. Дальше, за ним начинались мрачные и враждебные земли, населенные темными, жестокими существами, и там Великая река растворялась, разливаясь мелкими протоками, омутами, ручьями и болотами. Люди любили эту реку. Дающая жизнь, увлажняющая всходы, она была символом всей жизни на материке, напоминающем о незыблемости ее порядков.
Беримир глядел на нее, сидя на трухлявом дереве и вырезая из еловой ветки маленького ослика. Рыба уже румянилась на огне, источая приятный аромат горячей еды. Ель в руках была мертвой, как и все по эту сторону реки. Её дерево мягкое и податливое легко принимало нужную форму. Он смотрел и думал о хранителе маяка – человеке, что всю свою жизнь посвятил поддержанию огня. Единственной его связью с внешним миром был старый, как сам маяк, ворон, который знал путь до университета и обратно. И Беримир думал, сколько времени пройдет, сколько кораблей успеет затеряться в тумане, прежде чем люди поймут, что хранитель на Фриде умер?
Туман стоял неприступной стеной и выглядел завораживающе. Огромная стена высотой больше, чем может взлететь птица, он клубился тяжелыми желтыми облаками. От него неприятно пахло тухлой рыбой и стылостью. Даже в самый сильный шторм, когда его разрывали на части ветра, туман не наползал на землю дальше, чем на несколько сотен метров. В такие часы внутри него бушевали молнии, в сполохах которых, как говорили, можно разглядеть силуэт огромного воина, ведущего вечный бой со стоглавой гидрой. Беримир, конечно, не верил в глупые сказки, которые рассказывают перед сном у костров беззубые старики. Во всяком случае, за несколько месяцев, что он здесь провел, он не видел ничего подобного. Но все же, как и любой разумный человек, он опасался тягучего тумана. Боялся, что однажды невидимые преграды, что его удерживают, рухнут, и желтая гниль изольется и поглотит весь мир.