– Ты видел раньше этого Мыцлава? – спросил Ярош, чувствуя, как гнев потихоньку отступает.
Он шёл, нахмурив брови и крепко сжимая рукоять клинка. На поясе, поверх расшитого кунтуша висела, удерживаемая тремя ремнями сумка, в которой покоилась изодранная кожаная рукавица.
– Да, я знал его ещё до того, как он появился здесь, – рассеянно ответил Радей, поглядывая по сторонам. – Он из Культурного района, кажется.
– Он из Таргиза? – удивился Ярош. – Мне он не понравился.
– Он ответил грубостью на грубость. Только и всего.
– А что, теперь он там старейшина? Куда делся этот старый рыбожор?
– Почтенный Войцех сейчас в отъезде.
Велена усмехнулась. Почтенным Войцехом старосту деревни Рыбаков придумала называть она. Когда-то давно он несколько лет прожил в предместьях Таргиза и обзавелся там привычками, которые едва ли соблюдали даже при дворе. Всех кругом он называл хамами и считал ничтожными, однако по какой-то неведомой причине подчеркнуто вежливо и учтиво относился к семье Радея, считая их единственными людьми своего сорта. Эдаким элитарным обществом за хребтом. Радей относился к нему снисходительно, а его дети неприкрыто смеялись, на что Войцех отвечал самой доброжелательной из своих улыбок, по всей видимости рассудив, что они еще слишком юны, чтобы понять его тонкую натуру, но в будущем непременно оценят терпение и такт.
Ярош замолчал, раздосадовано отведя взгляд в сторону.
– Следовало напомнить собаке, где её место! – угрюмо проговорил он.
– Не злись так, Ярри, – иронично улыбнулась Велена. – Он был крупнее и совсем тебя не боялся.
– Я не злюсь, – соврал он.
– Да… Ты только пышешь своей уязвленной гордостью. Оставь это дело, ты уже проиграл ему дважды! Когда он заставил тебя покорно молчать, и когда ты поскользнулся на кишках. Каков был смех, а?
Велена как-то странно усмехнулась, словно разочарованная в чем-то.
– А ведь они тебя не любят. Ты для них напомаженный зазнавшийся щенок с неизменным отвращением на лице. Лаешь, лаешь… Иногда укусишь. Потешный такой, глупый.
– Откуда в тебе столько яда, сестрица?
– Что стряслось с Иволгой? – пропуская вопрос мимо ушей, поинтересовалась она.
– Да, что с твоей птицей? – оживился отец.
Иволгой звали сокола, которого он приобрел в Таргизе на базаре. Эта была взрослая самка, верхняя часть её туловища была аспидно-серая, а нижняя охристая с тонкими черными пестринами. Ярош всегда любил мгновенье, когда он снимал мешочек с темно-карих глаз, любил наблюдать, как её взор устремляется вдаль в поисках добычи. Сейчас она кружила неподалеку, радуясь нечастой свободе.