Старик чувствовал, что у внука что-то случилось. Не задаются такими вопросами ни с того ни с сего. И подбодрил его как мог, как умел. При этом, боясь испортить столь редкий момент общения, он не стал ничего спрашивать, не стал лезть в душу. Если накипело, то сам расскажет.
– Дед, ты, конечно, не обижайся, но жизни у тебя сейчас чуть. Ты же как в заколдованном треугольнике живёшь: кухня, туалет да комната. На улицу и то почти не выходишь.
Сила молодости в бескомпромиссности. Это – именно то время, когда ты можешь испытывать мир на прочность. Пробивать себе путь бурным потоком.
Сила старости в опытности. Её спокойное течение размеренно движется по давно проторённому руслу, одновременно и огибая препятствия, и стачивая их, приводя к более удобной форме.
Старик и не думал обижаться. Бессмысленно обижаться на правду. Даже на горькую.
– Так я своё пожил уже. И видел многое, и слышал всякое…
– Ну а ради чего? Чтобы потом просто сидеть в кресле и смотреть в окно?
– Похоже на то…
Ещё минуту они сидели в тишине. Секундная стрелка настенных часов, будто дотошный охранник, размеренно вышагивала по периметру доверенной ей башни. Двигаясь по кругу, она останавливалась у каждой только ей видимой бойницы, замирала на мгновение и шла дальше.
Дед опять заговорил, медленно, словно размышлял вслух:
– На заводе работал. С бабкой твоей прожил без малого пятьдесят годков. Отца твоего вырастил. Были и счастливые моменты, и обиды были, и несчастья были. Наверное, в этом и был смысл, чтобы прожить все эти моменты.
– И у всех так?
Старик немного пошамкал губами, будто пробуя на вкус слова, которые собирался произнести.
– По-разному бывает. В свидетельствах никто цель жизни не пишет. Приходится самому додумывать. И поэтому у каждого своя правда будет.
Потом добавил, взглянув на внука:
– Вот, например, у тебя есть мечта?
– Чтоб институт поскорее закончился, – не задумываясь, выпалил Максим.
Старик слегка улыбнулся:
– Мелко мыслишь. Мы в твоём возрасте мечтали коммунизм построить. Вот это была мечта так мечта.
Максим тоже усмехнулся.
– Ну, сейчас времена уже не те, дед.
– И люди не те, – вторил ему хриплый голос.
Молодой человек задумался. Действительно, чего он хочет? В глобальном плане.
За окном уже был глубокий вечер. Одинокие прохожие то возникали в редких островках света уличных фонарей, то растворялись в густых сумерках. Вот прошла парочка, держась за руки и весело о чём-то общаясь. Женщина с осунувшимся лицом пронесла тяжёлые сумки, явно спеша домой к семье. Медленно проплыл в чёрной рясе священник.