Лично для меня, беспрерывный поиск изъяна там, где его нет – сущая зубная боль, но некоторые люди живут этим.
Бессознательно напрягаюсь. Дюйм за дюймом я подбираюсь рукой к карману брюк, где нахожу и вожу большим пальцем по кромке старой фотографии.
– Посмотри. На. Меня.
Снова. Голос Уолтера звучит резко, отрывисто – отчасти, в целях коррекции, но его рука уже отложила дольку персика на тарелку и легла на ремень.
Девочка не шевелится. Уткнулась взглядом в одну пустую точку в полу.
По ночам, когда я прихожу к ней, она вот так же глядит в потолок или в стену перед собой. Без малейших движений. Позволяет мне дотрагиваться до неё, смазать синяки кремом с арникой. Не дышит. До тех пор, пока воздух не заканчивается в лёгких. А потом жадно, до хрипоты, распахнутым ртом ловит жизнь.
Порой с таким желанием поддаётся бёдрами, выгибается в спине навстречу нежным поглаживаниям, словно от моих пальцев её ведёт до головокружения, и она не желает ничего иного. Только чтобы трахнул её.
Я не приглашал частного гинеколога для осмотра. Покупателю, вероятно, плевать, девственница ли она, иначе бы он уже давно задал мне этот вопрос. Сам я не сумел определить это. Правильнее сказать, не особенно старался, ведь секс с ней лично меня интересует в последнюю очередь. Малышка Аддерли – товар, а не промежность для траха.
Как бы мой клиент ни был снисходителен в требованиях к ней, думаю, ему вряд ли понравится, если я буду развлекаться с ней.
Я сразу понял, что его увлечение ею – нечто глубоко личное. Это могут быть собственные счёты с Бенни Аддерли. Вероятно, у него особый пунктик на хрупких сероглазых брюнеток. Но, возможно, всё гораздо серьёзнее и на то у него имеются патологические причины. Это. Его. Дела. Мне безразлично, в чем его корысть, лишь бы получить то, что он обещал.
Я разослал фотографии малышки Аддерли среди богатейшей клиентуры, как только Бенни просрал сделку в Карибском бассейне, даже не надеясь на то, что в этот раз мне удастся заинтересовать нужного покупателя. Он всегда оставался в тени. Наблюдал. Просматривал мои предложения, которых за эти годы были если не сотни, то тысячи, но никогда не предлагал свою ставку. В отличии от других, которые за каждый день моего молчания, предлагали цену выше собственной прежней.
То, что годами принадлежало ему я не мог выкупить. Я предлагал огромные деньги. Я ПРЕДЛАГАЛ ЕМУ ВСЁ, ЧТО ИМЕЛ. И ДАЖЕ БОЛЬШЕ. Не мог выкрасть. Не имел права убить его и забрать силой. Я мог с ним только договориться.