– Асин? – донесся мягкий, чуть усталый мужской голос.
Асин выдохнула и приготовилась оправдываться, извиняться – лишь бы ее хоть ненадолго оставили в покое. Она подняла голову. За деревцем с прямым гладким стволом и кроной, похожей на зеленый сплюснутый мяч, маячил высокий мужчина с секатором. Солнце разливалось над садом и окутывало его фигуру мягким светом.
– Нинген? – тихо спросила Асин. Уши тут же загорелись, а голова слегка пошла кругом.
– Атто, – так же мягко поправил мужчина, сделав несколько шагов вперед.
Он никогда не звал ее по второму имени. И от этого еще сильнее казался ей не учителем, не наставником, а добрым дядюшкой. Атто улыбнулся, и из-под рваной верхней губы показались поломанные зубы.
– А это, значит, она? – Атто кивнул на пытавшуюся завалиться в траву Мирру.
– Вы все слышали? – Асин стало неловко и отчего-то тревожно.
Она обхватила Мирру двумя руками и прижала к себе, готовая, если что, бежать со всех ног. Мирра же, распустив и без того растрепавшийся хвост Асин и бросив в сторону ленту, принялась перебирать волосы, то и дело зарываясь в них лицом.
Зашелестела за оградой трава, зашуршали листья, с кустарников сорвались крохотные белые цветы с желтым сердцем и покатились по узкой протоптанной дорожке прочь. Асин коснулась рукой своих волос и нашла запутавшийся в них цветок, до которого еще не добралась Мирра. После всех приключений тот поник и скорее походил на скомканный бумажный листок на кривой ножке.
– Я… подстригал, – Атто указал на деревце, а затем, положив секатор у своих ног, поднял руки, будто желая сказать: «Я безоружен. Я не обижу». – Где ее оболочка?
– Страж? – Почувствовав, как Мирра слегка куснула плечо, Асин пригрозила ей пальцем. – Вальдекриз разобрал его. А она, – Асин убрала длинные волосы от лица Мирры, – решила пойти со мной.
– Хочешь совет, Асин? – Атто подошел и положил широкую дрожащую ладонь на голову Мирры. Та зашипела, но не отстранилась, слишком увлеченная чужими волосами.
Поначалу было страшно, что он свернет ей шею. Девочка со слабо работающими руками и ногами никак не смогла бы себя защитить. Но Атто лишь тяжело гладил. И смотрел с жалостью и отвращением, как на мертвую, некогда пугающую легенду, от которой не осталось ничего. Такой легендой был, если верить Вальдекризу, и он сам.