– Ваше величество, – к Генриху осмелился обратиться герцог Сеймур, дядя Джейн, – вам, наверное, следует навестить вашу жену. Она умирает.
Генрих с удивлением посмотрел на посетителя.
– Умирает? – переспросил он, словно его будили ото сна. – Вчера все было в порядке. Она присутствовала на торжестве, посвященном рождению нашего сына и чувствовала себя прекрасно. О чем вы говорите? – Генрих сердился. Что происходит? Жена, которая его устраивала во всем, собиралась покинуть этот мир в самый неподходящий момент! Разве он ее велел казнить? Отправить на эшафот? Аннулировать брак? Разве он был чем-то недоволен? Как можно выполнять приказ, который никто не отдавал?
– Врачи говорят, что ничего уже нельзя сделать. Она не приходит в сознание, – пробормотал герцог, пятясь к двери.
Генрих схватился за голову. Берет, украшенный пером и несколькими драгоценными камнями, соскользнул на пол. Странные видения начали появляться перед глазами короля: кровь, заполнившая серебряные кубки вместо вина, человеческие внутренности на круглых подносах, украшенных виноградной лозой, расширившиеся от ужаса зрачки, губы, которые продолжали шевелиться на лице обезглавленного, пальцы, которых на руке не пять, а шесть …
Он очнулся и увидел валяющийся под ногами берет.
– Что я сделал не так? – спросил Генрих сам себя, и хорошо, что услышать его было некому. Да, впрочем, вряд ли бы кто осмелился ответить. – В обмен на сына я должен отдать ту единственную жену, которую действительно люблю. Король должен уметь расплачиваться, получив то, что необходимо его стране. Если на это воля Божья, я вынужден ей подчиниться, – Генрих с трудом встал и направился к двери. Снаружи его ждала смерть.
– Мы ничего не смогли сделать, – бормотали врачи, – так неожиданно. Она умерла только что, не дождавшись вашего прихода. Ей становилось лучше, – они пытались оправдать действия Всевышнего, не понимая, что их никто не слушает.
Король преклонил колено перед лежавшей на кровати женой. Она прожила всего две недели после рождения сына. Две недели, в течение которых ее чествовали, превозносили и называли лучшей из лучших.
– Ты выполнила свой долг и тебя забрали на небеса, – произнес еле слышно Генрих, – такова воля Божья. Не мне вступать с ним в спор.
Рядом сидит никем не замечаемая Бэт. Джейн – отчего-то – больше не – отвечает – ей. Джейн – больше не – смотрит – на Елизавету. Больше не – говорит – ни слова. Ее голова – на месте – и – не катится – по черному полу. Но – она – также как и мама – ушла – и – не хочет – быть – с Елизаветой. Елизавета – одна. Плакать – самое – простое. Больше – Бэт – ничего – не умеет…