, БУСК
14 или различного рода овощных консервов, которые, несмотря на свое разнообразие на прилавках, имели, если не одинаково отвратный, то очень похожий неудобоваримый вкус. Впрочем, выбирать не приходилось, спасал лишь острый перец, привозимый из-за рубежа в мягких упаковках и счастливым чили перцем на этикетке, которая по своей яркости проигрывала всем тем, что представляли консервы, овощи, КОБСы и т.п. Впрочем, от использования иностранной приправы вскоре начиналась изжога, которой повально страдали люди старшего поколения.
Майкла спасало то, что он питался в общественной столовой своего Министерства, где, хоть, и, отстояв большую очередь, можно было получить свою порцию макарон или перловой каши, которая больше была похожа на раствор для строительства очередных катакомб. В общей столовой был даже чай, которого зачастую хватало на первые человек восемьдесят, успевших подбежать к раздаточному столу. Майкл считал эту охоту за травяным напитком если не дикой то позорной для себя, к тому же боль в спине не позволила бы ему пролететь и пары шагов до краника с заветным напитком.
Друзей на работе Майкл заводить не любил, поэтому изредка разговаривал только с сотрудниками собственного отдела сугубо по рабочим моментам, среди его коллег большинство так же не отличалось способностью говорить во время работы. Тишину за совместным обедом мог прервать лишь один человек – это был его сосед по кабинету, какой-то Алекс И..... (Фамилии он всегда плохо помнил, а когда хотел узнать – забывал посмотреть в справочнике).
Словом этот Алекс мог посередине обеда встать и сказать:
«Коллеги! Разрешите мне поздравить Вас с днем Разделения Народов!» – после чего он зачитывал свои стихи:
«Сменила ночь унылая пора,
Сию порý мы называем – утро.
Я не холерик, но скажу, друзья,
Что чувствую себя сейчас я скудно…
…Оставьте бред, который вы творите,
Полны отравы все ваши сердца!
Сей день для нас есть день великой скорби –
Тот день, как между нами нет Родства!».
По мнению Майкла, слог у товарища был не плох, но свои стихи, он считал, сложены куда лучше, однако на публике Майкл все же стеснялся хоть что-то декламировать, поэтому его непризнанный гений оставался лишь на черновиках и заметках.
Те рифмовки, что публиковались в патриотических журналах, как правило, проходили жесткий фильтр цензуры. Могли забраковать какое-либо слово, имевшее вражеское происхождение. Порой, совладать с проверяющей комиссией было настолько трудно, что это доходило до абсурда. Вражеское слово «sputnik», не имевшее разумных аналогов при необходимости прямого цитирования приходилось менять на аппарат, зонт, объект или устройство.