Я шла по узенькому проходу между двух домов. Вовка вилял задом, словно падшая женщина. Серый, будто одетый в замшевый костюм, он явно считал себя секс символом района. Французские бульдоги – мужчины особенные.
Наушники тинькнули и на секунду перестали петь : пришло сообщение.
«Привет, Зось, ты как? Сто лет не созванивались»– А ведь действительно, лет десять уже не общались. Я искренне обрадовалась Маринкиному сообщению.
«Да, давай часов в восемь сегодня «.
«Ок».
Мое прошлое настигло меня неожиданно, сухим двухбуквенным ок.
В тот же вечер в восемь мы по обе стороны ватсаппа распивали вино: я-белое, она- красное. Грызли сыр и плевали косточки от оливок: кто в салфетку, кто в изящную фаянсовую пиалку. Говорили до глубокой ночи часа четыре.
–Приезжай, буду правда рада.
–Ладно, не боись, приеду, поржем.
Наступил день, потом ночь. Прошла неделя. И наконец в продуктовом между авокадо и бананами я заказала ей такси, а затем тщетно пыталась объяснить Хабибу, что Маринка ну вот абсолютно не говорит по-французски и на дух не переносит арабов.
Через полтора часа серебристое пежо плавно остановилось у меня во дворе. Хабиб, белозубо улыбнувшись, выкатил малюсенький чемоданчик. А вместе с ним и мою шкодливую молодость в свитере цвета мяты с медведем харибо во весь живот.
–Ну, привет,– нарочито програссировала она,– прижавшись ко мне всем щупленьким тельцем. День катился на закат. Было тепло, рыже- солнечно: как часто осенью а Париже.
Вечером мы пили шабли и ели устриц. Поливали их лимоном и до неприличия сочно засасывали сомнительную мякоть, напоминающую детский насморк.
–А ты помнишь, что у Сашки сегодня день рождения?– прищурилась она. Конечно, я помнила. Есть в нашей жизни даты и имена, которые вытатуированны в памяти, кто поймет зачем. И каждый год мы думаем набрать номер, зачем-то всплывающий оттуда, где катались на трамвае и ели мороженое на спор. А вместо этого тянем время, выпиваем бокал другой. Третий. И , многозначительно повздыхав и перебрав старые фотки, ложимся спать. Я набрала в легкие воздух и выдохнула: