Выход напрашивался один. Единственны и незаменимый. Открыть глаза. Это конечно страшно, но другого пути для понимания сложившейся ситуации я представить не могу. Лучше все же самое плохое развитие событий, но лучше знать правду и понимать, что происходит вокруг, чем лежать безымянным полутрупом себя непомнящим …
Я открыл глаза.
– Он проснулся!!! – сразу же резануло по ушам.
Я не видел ничего. Свет. Только свет и звуки. Звуки ничего хорошего не предвещали, так как по ним легко было понять, что моего просыпания, тут явно ждали. А вот к добру это или худу я понять не мог, так как ничего не видел.
– Милый брат! Ты ожил! Хвала богам, ты опять снами! – раздался мелодичный женский голос.
– Сын мой, я уже потеряла все надежды! Хвала богам! Ты сильный мальчик, ты достоин фамилии Гросс.
Заботливые и нежные женские руки помогли мне сесть в кровати и принялись меня умывать. Тепло исходившее от этих рук приносило в душу успокоение и покой. Все мысли по поводу этого мира улетучивались пропорционально касаниям.
– Тебе не больно Алмерт? – голос принадлежал той женщине , что назвала меня сыном. Маме.
– Как ты себя чувствуешь, милый брат?
– Нормально. В приделах допустимого, – первые слова давались с трудом, застревали в горле и обжигали небо.
Я словно учился говорить заново, но подсознание глаголило мне, что я умел это делать и раньше.
Стоп!
Только сейчас я осознал, что голоса моих родных находятся слишком далеко, чтоб эти заботливые руки принадлежали им. Я повертел рукой и сопоставил ее длину с примерным расстоянием до говоривших. Получалось ни как не меньше трех или четырех длин моей руки.
Я урод и руки у большинства существ моего вида больше чем у меня? Говорившие не являются моими физиологическими родителям? Мысли лились потоком, пока зрение по не многу не начало ко мне возвращаться. Руки по-прежнему занимались со мной утренним моционом, а голоса что-то радостно бубнили в стороне, но что именно я уже не старался понять, ибо был занят своими мыслями.
Зрение возвратилось не быстро. Сначала я увидел очертания людей и еле различимые краски.
Их было трое. Три женщины. Две стояли в стороне от меня, а третей, находившейся у моей постели как раз и прилежали нежные руки. Руки у всех были одинаковые. Примерно равные по длине моим, что не могло не радовать. Во-первых, от осознания, что я все же не урод, во-вторых, от понимания, что родные все же, скорее всего мои физиологические родственники. Только назревал вопрос: Почему они не подходят сами ко мне и не спешат помочь?