– Когда вступит в действие этот приказ?
– Его прочитал Гиммлер и сделал ряд замечаний. Они учитывают это сейчас в РСХА. Я думаю, что, когда приказ вступит в силу, ты будешь уже в Восточной Пруссии. Это твое второе задание. И не знаю, какое из них важнее.
– Надеюсь не подвести, дядя Иоганн.
Вернер вдруг широко ухмыльнулся, пытался стереть улыбку с лица, но это ему не удалось, и гауптман рассмеялся.
Профессор Шванебек нахмурился:
– Что с тобой, Вернер? Кажется, я говорю о серьезных вещах…
– Простите меня, дядя Иоганн. Опять вспомнил о табличке у вашей калитки. Лучшего прикрытия и придумать нельзя… Ведь все клиенты ваши должны казаться возможным наблюдателям людьми подозрительными, пытающимися проскользнуть в этот дом незаметно. А уж их шефам давно известно, что профессор Шванебек пользует тех, кто приобрел сомнительную болезнь.
Профессор хмыкнул.
– Доннерветтер! – сказал он. – Мне эту специализацию твой папаша удружил… Ведь я хирург, Вернер, и будто бы неплохой. Но мой старый друг Арвид Вилкс, когда обговаривались подробности моего длительного оседания в Берлине, вдруг сказал: «Иоганн, а ты подумал, по какой медицинской профессии ты будешь здесь работать?» – «А о чем тут думать? – воскликнул я. – Или ты забыл, кто вытащил из твоего брюха басмаческую пулю в двадцать втором году?» – «Нет, – сказал Арвид, – этого я не забыл… Но для пользы нашего дела тебе надо стать венерологом. Поэтому до Берлина ты пройдешь курс в Вене. Мы устроим тебе стажировку у лучших специалистов Европы… А про особую пользу своей новой профессии ты, надеюсь, уже сообразил». Он оказался прав, Вернер. Мое нынешнее положение, как ни парадоксально на первый взгляд это выглядит, гораздо прочнее, надежнее и полезнее, нежели положение хирурга. Если бы ты знал, Вернер, какие пикантные, с нашей точки зрения, конечно, бывают у меня клиенты… Но тут я умолкаю, ибо для меня врачебная тайна прежде всего.
– Клятва Гиппократа?
– Вот-вот, мой мальчик. Но вернемся к нашим баранам, как говаривали в старину. Ты мой лучший ученик, Вернер. Только не зарывайся, береги себя. Мне хочется вместе с тобой отпраздновать нашу победу. И еще раз побывать в твоих Кавказских горах. Вспоминай иногда, как утверждал в своих «одах» Гораций, «нет ничего трудного для смертного».
– Будет и на нашей улице праздник, дядя Иоганн.