Беда пришла неожиданно. Разбухшая от дождя тропа резко свернула вправо и круто пошла вниз. В этом месте и подвернулась нога Кранца, та самая, ее в сентябре четырнадцатого года полоснул штыком какой-то француз из армии генерала Жоффра во время сражения на Марне, когда Кранц и его камрады безуспешно пытались прорваться под Верденом к Парижу.
Старик сполз с тропы на увядшую траву, подобрался к высоченному вязу, сел под ним, вытянул онемевшую ногу и принялся растирать ее.
«Париж, – подумал он, – так и не довелось мне его повидать… Теперь мы снова его потеряли… Многое мы уже потеряли… Что ж, это справедливо. Не кусай хлеб, масло на который намазывали другие».
Совсем уже стемнело, дождь продолжался, и Кранц услышал вдруг человеческие голоса.
Раздался треск сломанной ветки, раздраженное чертыханье, и на тропе показались черные фигуры.
Кранц хотел позвать людей на помощь, но внутренний голос подсказал ему, что на этот раз благоразумнее будет не обнаруживать своего присутствия…
Фигуры приближались, и Кранц различил людей, согнувшихся под тяжестью ящиков и мешков. Впереди шли три человека без ноши. Последний из троих, поравнявшись с деревом Кранца, оглянулся, догнал впереди идущего человека, тронув его за рукав, что-то сказал ему, протягивая руку вперед. Старику показалось, будто он знает, чей это голос. Он стал припоминать, а люди тем временем шли и шли мимо него…
Вот они спустились как раз там, где подвела Кранца нога, двигаясь по направлению к озеру, исчезли.
Размякший ком земли оторвался от стенки бункера и скатился вниз, рассыпавшись по ящикам.
– Все это надо тщательно и аккуратно накрыть, – сказал Вернер фон Шлиден Дитриху.
Здесь не успели сделать накат, как обычно, – ответил унтерштурмфюрер. – Поэтому закроем просто брезентом. Упаковка ящиков надежная, не подведет.
– Послушайте, целенляйтер[6], как вас там, – обратился он к местному партийному вождю.
– Ганс Хютте, унтерштурмфюрер.
Почему не подготовили настоящий бункер?
– Поздно получили приказ, унтерштурмфюрер…
– Черт побери, это не оправдание!
– Перестань, Гельмут, – сказал фон Шлиден. – Он действительно не виноват. И потом, ведь у нас есть военнопленные, они все сделают.
За эти дни они сблизились и даже подружились, и как-то во время одной из попоек, устроенной Хорстом в лесной резиденции Домбайса, перешли на «ты».