Утром проснувшийся и снова больной Павел, подумал, – «Эх! и причудится нечто с синего глаза! Всё из-за того, что затянул с опохмелкой, надо вовремя похмеляться!» – и забыл бы про случай, рассказав о нём уже стучащему в окно другу, да вот… огромный синяк от захвата мёртвой жены, на запястье сохранился. Увидев его, Пашу сковал ужас…
Вострянов рассказал страшилку Егору, предварительно угостив порцией выпивки. Совал под нос собутыльнику запястье, в качестве доказательств… поскольку Иванов допускал разного рода чертовщину, согласился проверить: придёт грядущей ночью покойница или нет? Ему, действительно, стало любопытно. Подвыпивший Егор Сергеевич уверял:
– Хе, верю я тебе, Пашка! Верю! – удар кулаком по столу, – ты же – мужик! Ты человечище! Врать не станешь… побуду с тобой, хоть жить останусь. Если посмеет сызнова прийти, мы её вмиг уложим колом в сердце. Или порубим на куски топором, сожжём и закопаем! – последнее он сказал с опаской и оглядкой, словно их мог подслушать участковый (которого давно нет в «Прутик-Т»).
– Верно говоришь, уважаю! – поднимали они гранёные стаканы и громко чокались.
Когда Галина пришла второй раз, смелость друзей канула в вечность! Хотя покойница не вела себя агрессивно, со стороны опять казалось, что Галина толком не поняла, – «она умерла!» Снова попросила:
– Отведём маме моей доченьку, – вдруг голос её резко изменился на угрожающий, – покуда миром прошу!
– Нет! – не ожидая от себя, высказался против Павел, думал: сейчас последует кара, уж если мёртвая супруга запястье его так сжала, что мешает аналогично сделать с его исхудалой шеей?
Подобного не произошло. Нечистая сила, успокоившись, вновь сказала, что очень замёрзла. Подсела к буржуйке, попросила налить двести грамм, выпила, причём, когда она осушила и вернула тару на место, стакан покрылся ледяной коркой. Посидела немного, повыла тихонько, нагоняя жути на собутыльников; сходила в спальню, посмотрела на дочь (мужчины оставались на стульях, не в силах встать), но не прикасалась к Лизе, и, пообещав снова вернуться ночью, ушла обратно… в гроб.
– Дай я налью! – не вытерпев ожиданий, протянул руку за булкой Егор.
– Держи, – отдал водку Павел, – у меня запястье просто болит, благодаря тому и трясётся рука. – Приврал Вострянов: испугались не на шутку оба, но признаваться несолидно, у алкашей очень завышена самооценка, особенно в подпитом состоянии… парадокс.