Размотавшаяся при падении катушка показалась мне весьма интересной. С виду она напоминала леску или очень толстую паутинку, однако, взяв её в руки, я удивился: вес был приличным, навскидку, катушка ниток тянула на добрых килограмма полтора. Удивительная штука…
– Только пальцами нить не трогай! – сказала Хельга, – Она ещё не обработана, от того и острая, как лезвие.
А вот и первый интересный инструмент в мою копилку. Пытаясь пальцем оценить остроту, едва коснувшись, я обнаружил легкое рассечение на подушечке пальца, а следом за ним и капельку собственной крови. Эта нить была наиострейшим, из когда-либо виданных мною, предметом.
– Говорила же, – глядя на то, как я сунул палец в рот, усмехнулась старуха, – Эти любители всего деревянного годами плетут подобные этой нити, обхаживают их магией огня и холода, создавая уникальные по прочности шелка, способные выдержать удары и уколы практически любого не зачарованного оружия. И, по идее, такие штуки должны у нас цениться. Да вот только на создание подобного уходят десятилетия, что, по сути, и делает эту хрень для людей бесполезной.
«…для вас, матушка» – перекинув силком подобную штуку вокруг чьей-то головы, можно было максимально быстро избавиться от цели. Или же использовать едва заметную, весьма увесистую нить как хлыст, растяжку в виде силка…
– Можно я себе возьму? Может, смогу потом придумать, как использовать её в роли бритвы или пилочки для подрезания ногтей, – как можно жалобнее попросил я, сходу придумав несколько бытовых вещей, чем заставил мать над чем-то задуматься. Неужели я сказал что-то лишнее, и она почувствовала чужака?…
– Сигрид говорила, ты, когда падал, головой ударился? – чёрт, кажется, я влип. Прикинув несколько правдоподобных отговорок, молча кивнул.
– Может, и Илве стоит также разочек перемкнуть? Глядишь, тоже поумнеет? – залилась звонким, заразительным смехом и ткнула пальцем прямо в синяк своей раненой дочери старуха, – Да ладно. Шучу я. Серьезные вы какие, – проговорила она тут же, глядя на скорчившуюся в болезненном приступе Сигрид, и слегка успокаивая меня, – Снимай штаны, у тебя ещё и наколенник выгнуло, надо поправить.
Спорить с Хельгой старшая дочь не собиралась и послушно, словно кукла, скинув с себя всё, осталась в чем мать родила и, сев на лавку, взяла в руки глиняный кувшин, сделала несколько глотков, опустив голову и уткнувшись взглядом куда-то в пол, проговорила: