К счастью, у безнадёжности всегда, где‐то в глубине, есть и надежда на искупление. Так и в той, казалось бы, безнадёжной толпе находилась женщина, которая подавала надежды на детское сомнение. Она была исключением в толпе, приобретшей со временем комфортную слепоту. Это был единственный человек, которому оказалась небезразлична моя маленькая жизнь. Женщина занесла корзинку с орущим ребёнком в прокуренное помещение и, быстро миновав галдёж отвратительных на лицо, опьянённых и прокуренных наркоманов, отнесла меня в маленькую комнатку, где было тихо, пьяные голоса практически не доносились, где на потрёпанной старой спинке дивана, облокотившись на спокойные обои, сидела мягкая игрушка в форме плюшевого медведя. Она поставила корзину с ребёнком на стол, и бесшумно прикрыв дверь, вышла из тихой комнаты. Наступила тишина.
В скором времени женщина снова вошла в комнату, уже покачиваясь, как маятник, как набравшийся ромом матрос на нескользкой палубе. Её растрёпанная голова, состоящая из копны чёрных, как безлунная ночь, волос, вскоре наклонилась над спокойным ребёнком и ласково улыбнулась. Женщина достала из глубокого кармана халата тёплую бутылочку, где, как оказалось, было тёплое молоко. Я уснул.
Время имеет свойство постоянно бежать и не останавливаться, даже когда ты ребёнок. Настало время, когда и я стал чувствовать твёрдую землю под маленькими познавательными ступнями, почти как настоящий взрослый исследователь.
С каждым случается драгоценное мгновение, когда из-за непроглядного тумана, неожиданно для него, проявляется шанс изменить направление жизни. Будь он самым отъявленным нарушителем запретных границ или тем, кто чувствует неистощимый жар ответственности за совершённые дела юности – он всё же способен мыслить о радости, о свете. Размышляя, становиться причастным к стремлению рождения света. Рождаясь, осознать его присутствие в пустынном сердце. К сожалению, не каждому удаётся совершить обряд воскрешения над уже тлеющим трупом. Неизвестность пугает, как доверие к тяжёлому, неопределённому событию, не имеющему своего лица. Страх перед почти гамлетовским вопросом «жить или …» вынуждает скрываться за ширмой, сотканной из комфортных привычек.
Женщине, которая, как могла, заботилась обо мне: научила воровать в магазине продукты, складывая их внутрь распахнутой куртки; пить, постоянно ввязываться в драки, курить коноплю и др., так и не удалось остаться сосудом, где временами неуверенно вспыхивало в глазах сомнение.