Мои детские куклы, друзья по несчастью —
Не милы, не любимы без всякой вины.
Я не вила вам кудри, не шила вам платья,
И шипела в лицо: не нужны, не нужны!
Вы покорно хранились в шкафах и коробках,
Не способны ни выйти, ни свет увидать.
И, свободы не зная, вели себя робко;
Уж тем более – «мама», картавя, сказать.
Мне дарили по кукле, чтоб я поправлялась,
После каждой болезни вели в «Детский мир».
Чтобы лучше со школьной программой
справлялась —
Приносила пятёрки, как в дом сувенир.
Чтобы враз разобраться со днями рожденья,
Откупиться, забыть о душе и мечтах…
И я прятала руки, тая сожаленье
От холодного блеска в стеклянных глазах.
Я бы всё отдала за тяжёлый, зелёный
Грузовик, что в витрине лет десять стоял.
Заводной – раз с ключом.
С механизмом подъёмным.
Он, похоже, идеей навязчивой стал.
Я спала и мечтала о нём ежечасно.
Он ни разу не ездил, и был очень зол.
Заводной до тоски, запылённый ужасно, —
Он во мне благодарного друга нашёл.
Только мать и отец его враз отвергали
Очень громко и резко, обидно до слёз.
Но меня он довёз до событий реальных —
До которых никто бы другой не довёз.
Вслед рождения дочери – слабой, кормящей,
Ни о чём не мечтающей – лишь бы поспать!
Я купила авто, минивэн настоящий.
И такой же зелёный, ни дать и не взять.
Но обида на кукол меня настигала —
Их холодные руки, пустые глаза…
В своей крохе настойчиво сходство искала.
Находила… И в горле першила слеза.
Как взаправду любить эту куклу живую
С её личной свободой и личной судьбой?
Как почувствовать счастье, когда я целую
Чуть заметную ямку над верхней губой?
Чтобы сделать подарок вне всяких сомнений,
Чтобы сложности с собственным детством замять,