… Последний. Все, хватит, этот точно будет последним. Шея уже ныла, и внимание начинало рассеиваться, а мне ещё нужно подготовиться к завтрашним парам. Приложение мигнуло адресом, совсем недалеко, и я поспешила перехватить заказ.
Вместо одного пассажира в салон сели сразу четверо: две девушки и два парня, трое из которых – мои одногруппнику. А рядом, заполонив салон запахом туалетной воды и геля для душа – сам Денис «Я выше всего этого» Дубровский. Он узнал меня сразу, слишком долго смотрел в первую минуту, но не стал здороваться или подначивать, назвал адрес и отвернулся, так и не пристегнув ремень безопасности. Троица сзади постоянно смеялась, особенно старалась Ирка, ее лошадиные погыгикивания били по правому виску не слабее мигрени. Шатохина сама себя считала девушкой Дубровского и пыталась убедить в этом его и окружающих.
Одногруппники обсуждали сегодняшний день, преподавателей и Сороку, то есть меня. Во что одета, как покупаю в столовой суп без хлеба и второго, как заснула вчера на паре или пришла в дырявых колготках. Последнее, кстати, вышло случайно: я просто упала на обледенелых ступенях универа.
В конце поездки Ден пихнул мне крупную купюру, почти силком вытащил из салона Ирку и вторую девушку, кажется, с младшего курса, а затем увел их и Никольского подальше.
К следующему дню я разменяла деньги, отложила то, что полагалось за поездку, остальное попыталась на перемене, пока никто не видит, всучить Дену. Он изогнул брови, затем резко шагнул вперёд, прижал меня к стене и вернул все.
– Ещё раз так сделаешь – снова платье порву.
У меня от страха коленки задрожали, а деньги камнем оттянули карман. Но перечить Дубровскому – себе дороже.
– Н-не надо, – только и смогла пробормотать.
Тогда Ден отступил и снова как будто прекратил меня замечать, ровно до того раза, когда я съела его контрольную.
Вот и сегодня с последним заказом не очень повезло. Мужчина в темном пальто и странной шапке распространял такой стойкий и неприятно резкий запах парфюма, что я чихнула. Пассажир всю поездку разговаривал по телефону, флиртуя с кем-то настолько неловко и пошло, что даже мне стало за него стыдно. Надо очень страдать от одиночества, чтобы искренне и с радостью принимать такое. И внешностью Ромео тоже не вышел: чуть старше моего отчима, с солидным животом, от которого пуховик почти трещал, и сальной улыбочкой. Последнее раздражало сильнее всего. Особенно когда разговор закончился, а пассажир переключился на меня, засыпав вопросами.