– Ну, во-первых, не Ксюхи, а Ксении Игоревны, – выбравшись из своего убежища, я сдула с носа прядь волос и уставилась на виновника переполоха, уже успевшего залезть в окно.
Рыжего такого, конопатого, тощего и насупленного. А ещё явно задумавшего слинять, но угроза в виде степлера, зажатого в моих пальцах была отнюдь не двусмысленной.
– А во-вторых, – на этой фразе группа поддержки известного школьного хулигана Ваньки Барсаева дружно сделала ноги, оставив его один на один со страшной карой в моём скромном лице. – А во-вторых, совок и веник в углу, мяч верну, когда все уберешь. Задача ясна?
– Так точно, Ксения Игоревна, – всё так же насуплено и недовольно протянул Барсаев. И почесал нос, уточнив. – А это… А ругаться будете?
– А поможет? – я задумчиво постучала кончиком ручки по подбородку, разглядывая одного из своих самых проблемных учеников.
Иван Сергеевич Барсаев был пятнадцати лет отроду, доблестно скакал с тройки на двойку, имел четверку по пению и пять по физкультуре и трудам. Но при всем при этом не вылезал с советов профилактики и с заседаний комиссии по делам несовершеннолетних, числился в паре сводок в отделении полиции и был безмерно талантлив.
Хотя не там, где надо бы. Впрочем, в одном Ванька был просто потрясающе гениален: в умении заболтать всех и вся. А ещё он обладал убойным обаянием и злиться на него не получалось у всего педколлектива, включая сурового директора и завхоза.
– Я это… Я, правда, случайно, – Барсаев тяжело вздохнул, скрестив руки на груди. Ещё и ногой шаркнул, в потрепанных кедах на босу ногу.
– Барсаев, совок и веник сами себя не возьмут, – я вздохнула, тепло улыбнувшись этому воробью. Такой же нахохлившийся и ждущий подвоха ото всех. – И помни, попытка сачковать с твоей стороны…
– Будет караться вашим боевым степлером, ага, – хохотнул этот шкет. И, бурча что-то себе под нос, принялся собирать остатки бедной вазы. – Ксения Игоревна, а вы это… Откуда у вас такая меткость-то?
– Тяжелое детство, деревянные игрушки, Барсаев, – хмыкнув, я снова принялась листать ежедневник, намереваясь заняться тяжелой, но любимой работой. Вот только кто б мне дал?
Дверь в класс с грохотом распахнулась, явив мне запыхавшуюся, раскрасневшуюся Ленку. Та протараторила, прижимая руку к груди:
– Ксю, ты чего расселась?! Вперёд, спектакль через пять минут начнётся!