Насколько мне было известно, дед не знал, что мы с Томасом братья по матери – то есть его дочери. И понятия не имел, что у него имеется еще один внук. У Эбинизера есть… пунктик насчет вампиров из Белой Коллегии.
В Паранете их величают инкубами и суккубами, но я склонен игнорировать эти глупейшие названия, покуда они не станут общеупотребительными.
– Вампир, – глухо пророкотал дед, – до сей поры ты был полезным союзником юного Дрездена, но не советую нарываться, привлекая мое внимание.
Глаза Томаса загорелись чуть ярче, и он улыбнулся так, как всегда улыбался, когда был крайне разъярен.
– Смелое заявление из уст человека, рискнувшего приблизиться к кому-то вроде меня, даже не выставив защитный экран.
– Ах ты, скользкий сопляк… – начал дед.
И тут воздух наполнился запахом горелого теста. Я метнулся к плите, перевернул оладью, за время перебранки успевшую хорошенько подгореть, а затем с излишней силой шмякнул лопаткой о столешницу и произнес с едким сарказмом:
– Джентльмены, я уверен, нет нужды напоминать вам, что вы оба – гости в моем доме.
Эти слова подействовали на них как ушат ледяной воды.
Если в нашем мире и существуют неколебимые законы, один из них – древняя традиция соблюдать право гостя и право хозяина. По этим правилам гостя чтут, уважают и относятся к нему как к родственнику. А гость, в свою очередь, должен вести себя прилично – так, будто он и впрямь твой родственник.
Кроме того, всех нас действительно связывали родственные узы. Вот только дед об этом не знал.
Но брат слегка расслабился, приняв чуть менее хищную позу, а дед опустил посох и встал вполоборота к Томасу.
– Прости, Гарри, – сказал брат. – Больше такое не повторится.
Я кивнул ему и бросил взгляд на старика.
– Я должен извиниться. Перед тобой, – произнес дед, делая акцент на местоимении. – Не следовало так себя вести у тебя дома. Прошу прощения.
Одно можно было сказать наверняка: это утро не попадет в семейные фотоальбомы. Но и похоронами не закончится. Как говорится, довольствуйся тем, что имеешь, и лови удачу за хвост.
– Спасибо, – поблагодарил я, обращаясь к обоим, после чего протянул руку, и Томас вложил в нее рукоятку кухонного ножа.
Я убрал нож, посмотрел на деда и многозначительно покашлял.
Какое-то время старик грозно смотрел на Томаса, а затем вдруг расслабился, поставил посох в угол у двери и произнес самым обычным тоном: